Утро? Вечер? Или глубокая ночь? А мо­жет, здесь вообще не существует времени? На кровати в зад­ней комнате женщина — я слышу, как она шуршит просты­ней. Стакан чуть подрагивает в ее руке, и кусочки льда, ударя­ясь друг о друга, доносят до меня удивительно чистый, про­зрачный звук. Смешавшиеся с воздухом мельчайшие частицы цветочной пыльцы, сливаясь с этим звуком, трепещут, прихо­дя в движение при малейшем дуновении. Мрак неслышно вби­рает в себя пыльцу, и она, поглощенная тьмой, еще больше сгущает царящую вокруг мглу. Женщина подносит стакан к губам, отпивает совсем немного и проглатывает. Она собира­ется что-то сказать мне. Из-за темноты в спальне ничего не видно — можно разобрать только едва заметную движущуюся тень. Женщина хочет что-то сказать. Затаив дыхание, я жду. Жду ее слов.

И они здесь, эти слова.

*

Я оглядываю комнаты сверху, словно фантастическая птица, парящая в нереальных, придуманных небесах. Могу прибли­зить открывающийся вид, взглянуть на ... Читать дальше »

Нет, не может такого быть. Мэй Касахара не настолько лег­комысленная особа, чтобы ее просто так переехал автомобиль. Сидит, верно, сейчас у себя в комнате, посматривает в бинокль в сад и представляет, что я делаю в колодце. Нарочно тянет, чтобы я запсиховал, подумал, что мне отсюда не выбраться. Точно-точно. А если все так, как я думаю, и Мэй умышленно затягивает время, тогда ее план удался на все сто процентов — я действительно испугался по-настоящему: меня все бросили в этой проклятой дыре. От страха, возникшего при мысли, что я запросто могу сгнить тут, в темноте, перехватило дыхание. Чем дальше, тем больше я буду слабеть, пока не умру от голо­да. А он будет становиться все сильнее и сильнее. Но перед этим я, наверное, потеряю способность двигаться, и даже если кто-то сбросит мне лестницу, уже не сумею выбраться наверх. Выпадут все волосы и зубы, все до одного...

А как же воздух? На дне этой узкой бетонной трубы я уже несколько дней, да еще под плотно закупоренной крышко ... Читать дальше »

С подлодки просигнализиро­вали прожектором: «Немедленно остановиться! Открываем огонь на поражение! Пересадите пассажиров в спасательные шлюпки!» (Мускатный Орех, конечно, не могла тогда понять сигналов, но приказы эти четко запечатлелись у нее в памя­ти.) На транспорте, кое-как переделанном из сухогруза в са­мый разгар неразберихи военного времени, спасательных средств не хватало. Оказалось, что на пятьсот с лишним пассажиров и членов команды — всего две маленькие шлюпки. Спасательных жилетов и кругов тоже почти не было.

Сжимая руками поручень, Мускатный Орех, как заворожен­ная, не сводила глаз с обтекаемого тела субмарины. Подлодка сверкала на солнце как новенькая, на корпусе — ни пятныш­ка ржавчины. Девочка смотрела на выведенный белой крас­кой номер на рубке, на вращающуюся сверху антенну радара, на офицера в темных очках с белыми, как песок, волосами. «Эта подлодка возникла из глубины моря, чтобы нас всех убить, — думала Мускатный Орех. — Но в этом нет ничего осо­бенно ... Читать дальше »

Мускатный Орех пристально посмотрела на меня и, нако­нец, будто вспомнив о сигарете, закурила и продолжила:

— Я до сих пор часто думаю об этом. Я имею в виду убий­ство мужа. Зачем им понадобилось его убивать? Кто заставил их залить гостиничный номер кровью, вырвать внутренности и унести с собой? У меня это в голове не укладывается. Муж был не из тех, кого убивают таким изощренным способом.

Но смерть мужа — еще не все. Необъяснимые вещи, которые случались в моей жизни до сих пор, — вдруг возникшая страсть придумывать новые фасоны и желание стать дизайнером, кото­рое так же внезапно угасло; то, что Корица лишился речи, а меня затянуло в такие странные события — все это похоже на чей-то замысел, запрограммированный заранее, спланирован­ный во всех деталях с одной целью. Чтобы я оказалась здесь. Никак не могу избавиться от этой мысли. Такое ощущение, буд­то мною руководит невероятно длинная рука, она тянется ко мне из неведомой дали, а жизнь моя — лишь подходящий тран­ ... Читать дальше »

Обратно с ним вместе подъехали двое — по виду офицеры в высоком звании. Один — русский, другой — монгол. Скорее всего сержант сообщил в штаб по радио о нашей поимке, и офицеры специально прилетели из Улан-Батора, чтобы до­просить нас. Конечно, они были из разведки. Я слышал, что за прошлогодними массовыми арестами и чистками антипра­вительственных элементов стояло ГПУ.

Оба офицера были одеты с иголочки и чисто выбриты. На русском была теплая шинель с портупеей, из-под нее видне­лись до блеска начищенные, без единого пятнышка сапоги. Для русского он был невысок ростом, худощав, лет тридца­ти — тридцати пяти. Высокий лоб, тонкий нос, бледно-розо­вая кожа, очки в металлической оправе. В общем, лицо как лицо, ничего особенного. Монгольский.офицер — коренас­тый чернявый коротышка — рядом с русским казался медве­жонком.

Монгол подозвал сержанта, и, стоя поодаль, они втроем о чем-то заговорили. «Наверное, подробно докладывает о том, что произошло», — гадал я. Сержант пока ... Читать дальше »

Даже вблизи она видела все как в тумане. Но нельзя же актрисе все время играть в очках. Контактные лин­зы тогда только-только появились, были не очень хорошими, и ими мало кто пользовался. Поэтому ей приходилось всегда тщательно изучать съемочную площадку, чтобы запомнить, сколько шагов надо сделать здесь и там, сколько пройти от стены до двери. В общем, она справлялась, ведь это были ста­рые фильмы «Сётику»* — простенькие семейные драмы. И вот как-то раз она, как обычно, осмотрела место съемок, убеди­лась, что все в порядке, и вернулась к себе в гримерную. А в это время молодой оператор, который был не в курсе дела, слегка передвинул декорации.

— Ой-ё-ёй!

— Короче, она оступилась, упала и после этого не смогла больше ходить. Потом, наверное из-за этого случая, стала еще

* Одна из крупнейших японских кинокомпаний.

141

быстрее терять зрение и почти ослепла. Так жалко ее — ведь была еще и молода, и красива. Ни о каких съемках, конечно, боль ... Читать дальше »

729

— Побывав здесь, я потом долго думал о тебе, — говорил я, повернувшись в ее сторону. — Хотел понять, кто ты, что тут делаешь.

— Забавно.

— О чем только ни думал... И все равно — уверенности у меня еще нет. Одни догадки.

— Хм... — Мои слова, похоже, пробудили в ней интерес. — Значит, нет уверенности? Одни догадки?

— Да, — сказал я. — И знаешь, что я тебе скажу? Я думаю, ты — Кумико. Я не догадался сначала, а теперь все больше в этом убеждаюсь.

— Вот оно что? — помолчав немного, радостно поинтере­совалась она. — Выходит, я — Кумико?

На какое-то мгновение я перестал понимать, что происхо­дит. Появилось ощущение, что все получается не так: явился не туда, куда надо, и говорю что-то не то и не тому, кому нужно. Пустая трата времени, бессмысленный обходной маневр. Сме­нив позу, я сжал в темноте обеими руками лежавшую на коле­нях шапочку, желая убедиться в реальности происходящего.

— Да. Тогда все сходится. Ты все ... Читать дальше »

Я ковыряю рыхлую землю ногой, и возникающие там, на­верху, картины отодвигаются от меня все дальше. Чувство ре­альности слабеет, его вытесняет ощущение, что между мной и колодцем — тесная связь. Здесь, на дне, тепло и спокойно: тронешь мягкий земляной покров — и коже приятно. Боль в груди тает, как круги на воде. Это место принимает меня так же, как я принимаю его. Еще крепче сжимаю в руках биту. Зажмуриваюсь, потом открываю глаза и поднимаю их кверху.

Потянув за веревку, закрываю крышку колодца (для этого приспособлено устройство со шкивом — сообразительный Ко­рица придумал), и темнота становится непроницаемой. Коло­дец закрыт наглухо — не проникает ни единого проблеска све­та. Не слышно и ветра, порывы которого временами долетали сюда. Теперь я полностью оторван от «людей». У меня нет с собой даже фонаря. Это как принятие веры: я хочу показать им, что принимаю темноту полностью, такой, какова она есть.

Я опускаюсь на землю, прислоняюсь спиной к бетонной стенке и, ... Читать дальше »

Какие здесь могут быть причины? Зачем этим людям понадобилось тра­тить столько времени и денег, чтобы наглухо засекретить то, что у них происходит?

Надо добавить, что войти на участок и выйти можно только че­рез ворота. Позади участка проло­жена узкая дорожка, но она нику­да не выходит. Выбраться на нее можно только через чужие участ­ки. Соседи говорят, что сейчас дорожкой никто не пользуется, поэтому, наверное, выхода туда из дома нет. Там только забор, высо­кий, как крепостная стена.

Несколько раз за эти десять дней у ворот появлялись люди — с виду охотники за газетными подписчиками или уличные дис­трибьюторы, нажимали кнопку переговорного устройства на во­ротах, но ответа, судя по всему, не получали — ворота не откры­вались. Если в доме были люди, они, видимо, наблюдали за про­исходящим за воротами с помо­щью видеокамеры и без необхо­димости не отвечали. Ни почты, ни посылок в дом не доставляли.

Таким образом, в нашем рас­следовании остался лишь один пу ... Читать дальше »

Я сообщил, что временно сижу без работы и целый день свободен, поэтому мы можем увидеться, когда ему удобно — утром, днем или вечером.

— Но, может быть, у вас какие-то дела сегодня? — поинте­ресовался он, демонстрируя хорошие манеры. Я ответил, что никаких дел у меня нет.

— В таком случае, если позволите, я загляну к вам в десять утра.

— Прекрасно! Жду вас.

— Ну тогда до скорой встречи, — сказал он и положил трубку.

Положив трубку, я сообразил, что забыл объяснить Мамия-сан дорогу до нашего дома от станции. А впрочем, раз он зна­ет адрес, как-нибудь доберется — было бы желание.

— Кто это? — поинтересовалась Кумико.

— Тот самый человек, что раздает подарки на память о Хонде-сан. Обещал зайти сегодня до обеда.

— Правда? — Жена сделала глоток кофе и стала намазывать масло на тост. — Очень любезно с его стороны.

— Вот уж действительно.

— Кстати, может, надо помянуть Хонду-сан, хотя бы тебе? Сходить ... Читать дальше »