162

милии Ямамото. Он был невысокого роста, коротко стрижен­ный, с усами. На вид лет тридцать пять. Сзади на шее у него был шрам, оставленный, наверное, каким-то холодным ору­жием. Вызвавший меня офицер сказал:

— Ямамото-сан — гражданское лицо. По поручению коман­дования он изучает жизнь и обычаи монголов, живущих в Маньчжоу-го. На этот раз ему предстоит отправиться на гра­ницу с Монголией, в степь Хулунбуир, и мы выделяем ему несколько человек для охраны. Вы включены в состав этой группы.

Его словам я не поверил. Хотя этот Ямамото и был одет в цивильную одежду, сразу было видно, что он профессиональ­ный военный. Об этом говорили взгляд, манера говорить, осан­ка. Старший офицер и, возможно, с разведывательным зада­нием, подумал я, поэтому и скрывает свою принадлежность к армии. Все это вызывало какие-то дурные предчувствия.

Ямамото в сопровождающие выделили, кроме меня, еще двух человек. Для охраны количество явно недостаточное, но более многочисленная группа привлекла бы внимание мон­гольских войск, развернутых вдоль границы. Наверное, вы подумаете, что мы представляли горстку отборных людей, но на самом деле было не так. Хотя бы потому, что единствен­ным офицером в этой группе числился я, человек, не имев­ший абсолютно никакого боевого опыта. Боеспособной еди­ницей можно было считать только унтера Хамано. Я его хорошо знал — он был приписан к штабу. Жесткий парень, выбившийся в унтеры из самых низов и отличившийся в боях в Китае. Высокий, крепкий и бесстрашный — одним словом, из тех, на кого можно положиться в трудную минуту. Но я никак не мог понять, зачем в нашу группу включили капрала по имени Хонда. Его, как и меня, совсем недавно перевели из Японии, и ему, конечно, еще не довелось понюхать пороху. Казалось, этот тихий, неразговорчивый человек в бою ничем не мог быть полезен. Но он был приписан к 7-й дивизии, а это значило, что Генштаб специально перевел его к нам для учас­тия в готовившейся экспедиции. Лишь много позже мне стало понятно, в чем состояла ценность этого человека.

163

Меня назначили старшим группы охраны потому, что я от­вечал за топографическое описание местности на западной границе Маньчжоу-го, в течении реки Халхин-Гол. Моя глав­ная задача состояла в проверке точности и полноты карт этого района. Несколько раз я даже облетал его на самолете. Пред­полагалось, что мое присутствие как-то поможет делу. Вместе с тем передо мной поставили еще одну задачу — собрать под­робные данные о местности для составления более точных карт. Короче, одним ударом хотели убить двух зайцев. Надо признать, что карты Хулунбуирской степи на границе с Монго­лией, которые мы тогда имели, оставляли желать много лучше­го и мало отличались от тех, что рисовали в Китае во времена Цинской династии*. После создания Маньчжоу-го Квантунская армия несколько раз проводила топографические съемки, чтобы уточнить карты, но территория была слишком велика. Кроме того, западная часть Маньчжурии представляла собой дикую пустынную местность без конца и края, и границы на этих необъятных просторах не имели большого значения. Ты­сячи лет на этой земле жили кочевники-монголы, которые в границах не нуждались, да и не знали, что это такое.

Составлению точных карт мешала и политическая обста­новка. То есть если бы мы провели на официальной карте по­граничную линию по собственному усмотрению, это сразу вызвало бы крупномасштабный конфликт. Советский Союз и Монголия, граничившие с Маньчжоу-го, крайне нервно реа­гировали на нарушения границы, и из-за этого уже произош­ло несколько ожесточенных вооруженных столкновений. В то время наши военные не хотели войны с СССР. Не хотели по­тому, что главные силы были направлены против Китая, и на крупные операции против Советов уже ничего не оставалось. Не хватало ни дивизий, ни танков, ни артиллерии, ни самоле­тов. Главной задачей было обеспечить стабильность в новом государстве Маньчжоу-го.