624
— Точно, вторая, — сказала Мускатный Орех. — Хотя не так давно еще один журнал писал на ту же тему. К счастью, связи между ними никто не заметил. Во всяком случае, пока.
— Ну и как? Что-нибудь новенькое? О нас?
Она потянулась к пепельнице, аккуратно потушила сигарету и слегка покачала головой. Зеленые клипсы едва качнулись, словно крылышки бабочки ранней весной.
— Ничего особенного, — ответила она и после короткой паузы продолжала: — Кто мы, чем занимаемся — пока никто не знает. Я оставлю журнал, прочтешь потом, если интересно. Кстати, хотела тебя спросить... тут мне шепнули, что у тебя есть шурин, известный политик, из недавно выдвинувшихся. Правда?
— Правда. К сожалению. Старший брат жены.
— Той, что пропала? — уточнила Мускатный Орех.
— Той самой.
— Он в курсе, что ты здесь делаешь?
— Знает, что я каждый день сюда прихожу. Знает, что я что-то здесь делаю. У него есть человек, который меня выслеживал. Мне кажется, он очень переживает из-за того, что я здесь. Но больше ничего он пока знать не должен.
Мускатный Орех задумалась, потом подняла глаза и спросила:
— Вижу, ты не больно жалуешь своего шурина?
— Что правда, то правда.
— Он тебя тоже, наверное, недолюбливает?
— Это слабо сказано.
— И ты говоришь, он переживает из-за того, что ты делаешь здесь? Почему?
— Это же для него скандал — если окажется, что его родственник замешан в каком-нибудь сомнительном деле. Ведь он — личность влиятельная, ему положено волноваться из-за таких вещей.
— Он не может специально слить газетчикам информацию — я имею в виду то, что ему известно? Как думаешь?
— Бог знает, что у Нобору Ватая на уме. Но давайте рассуждать здраво: чего он таким образом добьется? Скорее захочет сохранить это в тайне, не привлекая внимания посторонних.
625
Мускатный Орех долго вертела в пальцах маленькую золотую зажигалку. Казалось, в ее руках под порывами ветерка крутится золотая мельница.
— А почему ты раньше ничего не рассказывал нам о своем шурине? — поинтересовалась она.
— Не только вам. Я вообще о нем никому не рассказываю. Между нами с самого начала как-то не заладилось, а теперь почти до ненависти дошло. Я не собирался скрывать его от вас. Просто не думал, что эта тема заслуживает внимания.
Мускатный Орех снова вздохнула, на этот раз глубже.
— Все-таки надо было о нем рассказать.
— Может быть, — согласился я.
— Надеюсь, ты понимаешь: среди наших клиентов есть люди из большой политики и бизнеса. Очень влиятельные люди. Разные знаменитости. Все, что их касается, должно быть строго конфиденциально. Вот почему мы так заботимся об этом. Понимаешь?
Я кивнул.
— Сколько времени и сил Корица потратил на эту сложную систему. Благодаря ей мы можем держать наши дела в тайне. Он все продумал самым тщательным образом: лабиринт из подставных фирм, запутанная двойная, даже тройная бухгалтерия, анонимный паркинг в отеле на Акасаке, безупречная работа с клиентурой, контроль за доходами и расходами, устройство этой «резиденции»... ведь все здесь он придумал. До сих пор система работала практически безупречно — так, как он рассчитал. Конечно, денег на нее уходит много, но дело не в деньгах. Важно, чтобы женщины, которые сюда приезжают, чувствовали себя спокойно. Они должны быть уверены, что защищены самым надежным образом.
— Ты хочешь сказать, что сейчас эта система под угрозой?
— Да, к сожалению, — сказала Мускатный Орех. Она взяла ящичек, в котором лежали сигареты, достала одну, но долго не зажигала, мяла в пальцах.
— А туг еще у меня объявляется шурин, довольно известный политик, и из-за этого может разразиться настоящий скандал?
626
— Совершенно верно. — Ее губы слегка дрогнули.
— И что обо всем этом думает Корица? — решил поинтересоваться я.
— Он молчит. Как большая устрица на дне моря. Закрылся в себе, плотно затворил дверь и серьезно о чем-то размышляет.
|