Более-менее нормальную жизнь. Ты знаешь, Заводная Птица, мне с тобой жутко интересно было. Честно говорю. Вот ты весь из себя такой правильный, а ведешь себя совсем не так, как надо... ну, как бы это сказать... как-то непредсказуемо. С тобой совершенно не скучно. Кайф, в общем. Не скучно — это когда живешь и ни о чем лишнем голову не ломаешь. Раз­ве не так? Поэтому здорово, что ты появился. Хотя, врать не буду, иногда мне бывает не по себе.

— Это как понимать?

— Как бы тебе объяснить... Смотрю я на тебя и думаю иног­да: вот мучаешься ты из-за меня, изо всех сил с чем-то борешь­ся. Нянчишься со мной, беспокоишься по-серьезному. Пони­маешь? А лицо у тебя всегда безразличное и вид... как будто ни до чего дела нет. Но ведь это не так. Ты бьешься, сил не жалеешь, а другие ничего не замечают. Если не так, полез бы ты разве в колодец? Правильно? На самом-то деле ты, конеч­но, это делаешь совсем не для меня, а чтобы Кумико отыс­кать. Потому и лезешь все время черт знает куда. Так что мне можно не волноваться. Я это понимаю, но все равно кажется, что это ты все из-за меня. А может, когда ты за Кумико бьешь­ся, то и за других людей тоже, а? Из-за этого, должно быть, у тебя такой дурацкий вид бывает. Но знаешь что, Заводная Птица? Я смотрю на тебя, и мне как-то не по себе. Правда. Ведь шансов победить у тебя, похоже, нет никаких. Предло­жили бы мне на спор деньги поставить, ты уж не обижайся, поставила бы на твой проигрыш. Ты мне нравишься, Завод­ная Птица, но я не хочу из-за тебя разориться.

— Все ясно, что уж тут...

— Не хочу смотреть, как ты пропадаешь, и переживать тоже больше не хочу. Поэтому я и подумала: надо возвращаться в мир, где все более-менее нормально и не так наверчено. Хотя не встреть я тебя здесь, у этого заброшенного дома, — может, ничего бы и не было. В школу бы я точно не вернулась. Так бы и путалась во всей этой чертовщине. Выходит, ты мой благо­детель, Заводная Птица, — сказала Мэй. — Да и тебе от этого какой-то прок был, так ведь?

422

Я согласно кивнул головой. Давненько, однако, меня ни­кто не хвалил.

— Пожми мне руку, — попросила Мэй. Я пожал смуглую ладошку девчонки и еще раз отметил про себя, какая маленькая у нее рука. Почти детская.

— До свидания, Заводная Птица,— снова проговорила Мэй. — Почему же ты не поехал на Крит? Почему не сбежал отсюда?

— Но я же не ты. Не могу выбирать, на что делать ставку. Мэй убрала руку и уперлась в меня взглядом, точно рас­сматривала какую-то диковину.

— До свидания, Заводная Птица! Увидимся когда-нибудь.

*

Дней через десять заброшенный дом полностью разобрали — на том месте теперь красовался голый пустырь. Дом исчез как по мановению волшебной палочки. От колодца тоже следа не осталось — засыпали, сровняли с землей. Свели под корень деревья и цветы в саду, статую птицы увезли куда-то — навер­ное, на свалку. Может, для нее это и лучше. Простую изго­родь, отделявшую сад от дорожки, заменил глухой высокий деревянный забор, за которым ничего не было видно.

*

Как-то вечером в середине октября я пошел в муниципаль­ный бассейн поплавать. В тот час там никого не было, я ока­зался единственным посетителем. В воде, как мираж, предо мной возникла странная картина. В бассейне, как всегда, при­глушенно звучала музыка. Что-то из старых вещей Фрэнка Синатры — то ли «Мечта», то ли «Девчонка в голубом». Не вслушиваясь, я медленно, раз за разом, проплывал дваддатипятиметровку туда и обратно. Тогда и явилось это видение. Или, может быть, откровение на меня сошло.

Я вдруг обнаружил, что нахожусь в огромном колодце. Пла­ваю не в бассейне, а в колодце с тяжелой и теплой водой. Я со­вершенно один, плеск воды со всех сторон кажется каким-то необычным, не таким, как всегда. Я остановился и, спокойно

423