Человек Без Лица сказал правду — дверь в 208-й действитель­но оказалась не заперта. Ручка бесшумно повернулась под ру­кой. На всякий случай я выключил фонарик и неслышно во­шел в комнату, стараясь разглядеть что-нибудь во мраке. Здесь, как и раньше, стояла тишина, ничто не шелохнулось. Ухо улав­ливало только потрескивание таявшего в ведерке льда. Я вклю­чил фонарик и запер за собой дверь. Раздался сухой, неестест­венно громкий металлический щелчок. На столе в центре ком­наты стояла непочатая бутылка «Катти Сарк», чистые стаканы и ведерко со свежим льдом. Прислоненный к вазе серебрис­тый поднос принялся играть лучом карманного фонарика, будто долго дожидался этой забавы. Словно принимая при­глашение присоединиться к игре, цветочная пыльца в один миг наполнила комнату ароматом. Воздух загустел; мне пока­залось, что сила тяжести вдруг выросла и придавила меня к полу. Прижавшись спиной к двери, я какое-то время наблю­дал возникшее в луче света движение.

Здесь опасно находиться. Вы нарушили границу, и у вас толь­ко один союзник — я. Помните об этом.

— Не свети на меня, — раздался из глубины комнаты женс­кий голос. — Обещаешь не светить?

— Обещаю, — сказал я.

36. «Дружба прежних дней» • Как развеять злые чары • Мир, где по утрам звенят будильники

— Обещаю, — сказал я, но голос прозвучал как-то равнодуш­но и отчужденно, словно записанный на магнитофон.

— Нет, скажи, что не будешь мне в лицо светить.

— Не буду. Обещаю.

— Правда обещаешь? Не обманываешь?

— Конечно, правда, если говорю.

— Ладно. Может, тогда сделаешь нам виски со льдом? Мне льда побольше.

Голос явно принадлежал чувственной зрелой женщине, хотя звучали в нем игривые нотки девчачьего кокетства. Я положил фонарик на стол и, выровняв дыхание, стал при его свете гото­вить напиток. Открыл бутылку, положил щипцами в стаканы лед и плеснул виски. Нужно внимательно отслеживать в голове, что делают руки. На стене в такт движениям плясали большие тени.

Зажав два стакана в правой руке и освещая дорогу фонари­ком в левой, я вошел в заднюю комнату. Воздух в ней пока-

728

зался мне немного прохладнее, чем тогда, во время моего пер­вого визита в номер 208. Плутая в темноте, я вспотел, сам того не заметив, и теперь, остывая, тело ощущало холодок. Пальто я сбросил по дороге.

Помня о своем обещании, я погасил фонарь и сунул его в карман. Нащупав столик у кровати, поставил на него один ста­кан и сел чуть поодаль на стул с подлокотниками, держа свою порцию виски. В полной темноте оставалось полагаться толь­ко на память — хорошо, что я запомнил, где что стояло.

Зашуршали простыни. Женщина, не спеша, приподнялась в постели и, облокотясь о спинку кровати, взяла стакан. Легонько встряхнула, кубики льда стукнулись друг о друга, она сделала гло­ток. «Как звуковое оформление радиоспектакля», — подумал я о наполнявших тьму звуках, понюхал виски, но пить не стал.

— Давно мы не встречались, — начал я. Теперь голос звучал более естественно, привычно.

— Разве? — сказала женщина. — Я плохо в этом ориенти­руюсь. Что значит «давно»?

— Насколько я помню, ровно год и пять месяцев. Она безразлично хмыкнула и добавила:

— Не помню...

Я поставил стакан на пол и закинул ногу на ногу.

— Выходит, в прошлый раз тебя тут не было?

— Была. В этой самой постели. Я вообще всегда здесь.

— Но я точно был тогда в номере 208. Это ведь 208-й? Она покрутила лед в стакане и сказала со смешком:

— Точно, да не точно. Ты был в другом 208-м номере. Вот это точно.

Фразы складывались у нее как-то нетвердо, отчего мне сде­лалось немного не по себе. Может, потому, что она выпила? В темноте я снял шерстяную шапочку и положил на колени.

— Телефон не работает, — сказал я.

— Знаю, — вяло отозвалась женщина. — Они его отключи­ли. Хотя и знали, как я люблю по телефону разговаривать.

— Они что — держат тебя взаперти?

— Как сказать? Даже не знаю, — сказала она и коротко за­смеялась. В потревоженном воздухе ее голос дрогнул.