«Что же это за человек? — подумал я тогда. — В чем его сущность?»

Перед камерами он разыгрывал роль немногословного уче­ного. Когда кто-нибудь из участников передачи интересовал­ся его мнением, он простыми, понятными всем словами, чет­ко и логично высказывал свою точку зрения. Когда страсти накалялись и собравшиеся в студии переходили на крик, Но­бору Ватая неизменно сохранял спокойствие. На провокаци­онные вопросы не поддавался, не мешал высказаться оппо­ненту и под конец одной фразой разбивал все его аргументы. Овладел искусством наносить в спину противнику роковой удар тихим, спокойным голосом, с улыбкой на лице. Не знаю почему, но на экране он выглядел куда более умным и заслу­живающим доверия, чем в жизни. Он был не особенно кра­сив, зато высок, строен и имел хорошие манеры. Короче гово­ря, на телевидении и в других массмедиа Нобору Ватая нашел свое место. В этом мире его приняли с распростертыми объя­тиями, а он отвечал ему взаимностью.

Мне же его писанина и физиономия на телеэкране были невыносимы. Он, конечно, был одаренным, способным чело-

91

веком, отрицать я этого не мог. Он знал, как можно быстро, всего несколькими словами, повергнуть оппонента, и обладал звериным чутьем, позволявшим улавливать, куда дует ветер. Но, повнимательнее вслушавшись в его рассуждения и почи­тав, что он писал, я чувствовал отсутствие последовательнос­ти. Его взгляды не основывались на глубоких убеждениях и представляли собой простую компиляцию нескольких одно­мерных идейных концепций. При этом Нобору Ватая при не­обходимости моментально перетасовывал свои искусно выст­роенные идеологические конструкции. Он проделывал это даже с каким-то артистизмом. Но для меня все эти маневры были не более чем игрой. Если в его взглядах и было что-то последовательное — так это отсутствие всякой последователь­ности, если и было какое-то мировоззрение, то его можно было выразить словами: «Мировоззрение у меня отсутствует». Как ни парадоксально, именно отсутствие убеждений и составля­ло его интеллектуальный багаж. Последовательность и твер­дое мировоззрение не требовались в коротких и быстрых ин­теллектуальных схватках, проходящих в массмедиа. Поэтому отсутствие у Нобору Ватая этих качеств было его большим преимуществом.

Ему ничего не требовалось защищать, поэтому он мог все внимание сосредоточить на «боевых действиях». От него жда­ли только нападения. Только нокаутирующего удара по со­пернику. Это был интеллектуальный хамелеон. Он менял свой цвет в зависимости от оппонента, выстраивал наиболее эф­фективные для того или иного момента логические аргумен­ты и подкреплял их необходимой риторикой. В основном она была заимствованной, а в некоторых случаях — и совершенно бессодержательной, но несмотря на это, Нобору Ватая, слов­но искусный фокусник, моментально извлекал из воздуха нуж­ные доказательства, опровергнуть которые было почти невоз­можно. Даже если люди обращали вдруг внимание на его дутые логические построения, она все равно выглядела гораздо све­жее и привлекательнее, чем приводимые большинством здра­вые доводы (возможно, и верные, но требовавшие времени для раскрытия сути и зачастую казавшиеся зрителям и слушате-

92

лям банальными). Не знаю, как он овладел умением напря­мую воздействовать на массовую аудиторию, но у него дей­ствительно имелось великолепное понимание того, какой подход лучше действует на большинство. Истинные логичес­кие построения не обязательны, достаточно, если они только кажутся таковыми. Главное — привлекать к себе массы.

Другим коньком Нобору Ватая было щеголять технически­ми терминами. Большинство, конечно, не знало, что они оз­начают, а он умел преподносить их с таким видом, что окру­жающим оставалось пенять лишь на свою непонятливость. И еще он постоянно пользовался разной статистикой. Все эти цифры Нобору держал в голове, и они придавали его речам еще большую убедительность. Однако спустя какое-то время ты понимал, что никто ни разу не поставил под сомнение ис­точники и обоснованность этих цифр.