— Его про­дали в прошлом году, в августе. Уладили с долгами, с правом собственности, решили юридические вопросы и выставили на продажу. Возились с этими делами долго. Купила его одна

447

фирма, чтобы перепродать. Дом сломали, участок разровня­ли. В доме долго никто не жил, и если бы его оставили, то никто бы не купил. Из местных никто бы не раскошелился. Кто ж его купит? Вы про этот дом-то слыхали?

— Дядя рассказывал кое-что.

— Тогда понимаете, что я имею в виду. Знающий человек такое покупать не станет. Мы тоже не стали, хотя можно было всучить участок кому-нибудь, кто ничего не знает. Не в наших правилах наживаться на обмане клиентов. Это дурно пахнет. Мы такими вещами не занимаемся.

Я кивнул и спросил:

— А что за фирма его купила?

Старик нахмурился, покачал головой и назвал известную риэлторскую компанию.

— Они, наверное, и справок не навели. Увидали, в каком месте участок, узнали цену и сразу хапнули. Думали быстрень­ко навариться на нем, да не тут-то было.

— Что? До сих пор не продали?

— Да все никак, хотя несколько раз почти удалось, — про­говорил старик и скрестил руки на груди. — Земля стоит неде­шево — если уж покупаешь, то на всю жизнь. Поэтому перед тем, как купить, люди стараются узнать побольше. А вокруг этого участка столько разговоров... И ничего хорошего. Нор­мальный человек послушает и не станет покупать. А большин­ство — те, кто поблизости живет, — знают про эти разговоры.

— И сколько просят?

— Сколько просят?

— За участок, где был дом Мияваки? Судя по взгляду, который бросил на меня старик Итикава, определенный интерес у него я вызвал.

— Рыночная цена за один цубо — миллион пятьсот тысяч. Участок — что надо, как ни крути. Район замечательный, много солнца. Хотя на рынке недвижимости сейчас застой, все рав­но — примерно полтора миллиона. Можно, конечно, ждать, и все равно цена будет где-то в таких пределах. Но это если го­ворить об обычной земле. Обычной. А этот участок не обыч-

448

ный. С ним можно ждать сколько угодно — все равно без тол­ку. Он только дешеветь будет. Цена уже упала — сейчас они хотят миллион сто тысяч за цубо. Всего там где-то около сот­ни цубо, чуть меньше. Если поторговаться, еще скинут и по­лучится ровно сто миллионов.

— А еще больше подешевеет, как вы думаете? Старик уверенно кивнул.

— Обязательно. До девятисот тысяч скатится, без вопросов. Как раз столько они заплатили, когда покупали. С чего нача­ли, тем и кончат. Жалеют, что связались с этой землей, и бу­дут без ума от счастья, если сумеют хотя бы вернуть что потра­тили. Пойдут они еще ниже? Не знаю. Если вдруг наличные понадобятся, могут еще дешевле уступить, себе в убыток. Не будет проблем с деньгами — будут участок держать. Не знаю, как у их фирмы идут дела. Но одно можно точно сказать: сей­час они жалеют, что его купили. С этим участком вообще луч­ше не связываться. — Сказав это, Итикава-сан стряхнул пе­пел с сигареты в пепельницу.

— Слышал, на участке колодец есть. Вы что-нибудь знаете о нем, Итикава-сан? — поинтересовался я.

— Знаю, — сказал он. — Глубокий колодец. Но его вроде засыпали. Да и воды в нем не было. Высох. Какой толк от него?

— А когда высох, не знаете?

Старик, сидевший со скрещенными руками, пристально посмотрел в потолок.

— Ох, давно это было. Я и не помню точно. Но до войны вода там была. А когда высох — даже не знаю. Верно, после войны. Когда актриса туда въехала, вода уже пропала, и коло­дец засыпать собирались. Поговорили-поговорили, а делать ничего не стали. Возиться не захотели.

— А рядом, где семья Касахары живет, и сейчас вода есть — и хорошая, говорят.

— Что ж, очень может быть. В том месте всегда вода хоро­шая была, почва такая. Вообще водяные жилы не поймешь. Ведь как часто бывает? Там есть вода, а чуть отойдешь в сто­рону — нет ничего. А что вам колодец?

— Сказать по правде, я думаю купить этот участок.

449

Старик поднял глаза и уставился на меня. Взял чашку, мед­ленно сделал глоток.

— Купить этот участок?

Ничего не говоря, я лишь кивнул в ответ.