И в то же вре­мя важно прислушиваться к самому слабому звуку, чтобы ни­чего не упустить. Понимаете? Ведь добрые вести обычно дают о себе знать тихо. Пожалуйста, помните об этом.

Я кивнул.

— Желаю поскорей найти свою пружину, Заводная Пти­ца, — сказал бывшая Крита. — До свидания.

*

Когда август подходил к концу, я получил с Крита открытку. На ней была греческая марка и штемпель с греческими буква­ми. «От бывшей Криты, наверное», — подумал я. Она одна

415

могла прислать открытку с Крита. Больше некому. Фамилии отправителя на ней, однако, не было. Видно, девушка еще не определилась с новым именем. Если у человека нет имени, что же ему писать? Но на открытке не только имени — вообще ничего не было, ни одной строчки. Только мое имя и адрес, выведенные синей шариковой ручкой. И штемпель почты Кри­та. На обороте — цветная фотография морского побережья. Уз­кая белоснежная полоса пляжа, окруженная скалами, и одино­кая загорающая девушка с обнаженной грудью. Лазурное небо, по нему плывут белые облака, как нарисованные. Плотные та­кие облака. Будто шагают под небесным куполом.

Выходит, бывшая Крита добралась-таки до Крита. Можно за нее порадоваться. Теперь она найдет там себе новое имя. А с ним — новую личность, новую жизнь. Но меня не забыва­ет — вот, прислала пустую открытку.

Чтобы убить время, я сел писать ей письмо. Девушке без адреса и имени. С самого начала понимая, что не отправлю его. Просто захотелось написать кому-нибудь.

*

«Давно уже ничего не слышно от Мальты, — писал я. — Она тоже как-то сразу исчезла из моей жизни. Такое ощущение, что люди из мира, окружающего меня, потихоньку пропадают куда-то один за другим. Только что были здесь, шли рядом и раз! — никого нет. Видно, где-то рядом пролегает край этого мира. В моей жизни ничего не происходит, поэтому все дни протекают как один, не отличишь. Газет я не читаю, телеви­зор не смотрю, на улицу почти не выхожу. Иногда только на­ведываюсь в бассейн поплавать. Страховка по безработице давно кончилась, так что сейчас проживаю сбережения. Впро­чем, много мне не надо (хотя жизнь здесь, наверное, подоро­же, чем на Крите), и какое-то время я вполне протяну на те небольшие деньги, что оставила мне мать. С родимым пятном все по-старому — никуда оно не делось. Хотя, сказать по прав­де, чем больше проходит времени, тем меньше я о нем думаю. Если мне с ним и дальше жить — ничего не поделаешь. Мо-

416

жет, у меня судьба такая, может, мне надо с этим жить. Поче­му эта мысль пришла в голову? Сам не знаю. Скажу только: я внимательно прислушиваюсь ко всему».

*

Иногда я вспоминал ночь, проведенную с Критой. Но воспо­минания были на удивление смутными, размытыми. В ту ночь мы не выпускали друг друга из объятий. Это точно происхо­дило наяву. Но прошло несколько недель, и острота ощуще­ний начала притупляться. Я уже был не в состоянии отчетли­во представить ее тело, нашу близость. Гораздо яснее, чем реальность той ночи, я помнил ощущения от того, что про­изошло между нами тогда, раньше, в нашем сознании, в ирре­альном мире. Тот таинственный гостиничный номер, осед­лавшая меня Крита в голубом платье Кумико... Все время они всплывали у меня перед глазами. Позвякивает пара браслетов на ее левом запястье. Мой пенис напрягается, становится не­обыкновенно твердым и большим. Крита берет его в руку и легко вводит себе между ног, начинает медленно вращать бед­рами. Подол платья Кумико нежно скользит по моему телу. Но вдруг чувствую, что на месте Криты — другая, незнакомая женщина. Женщина-загадка — это она сидит верхом на мне в платье Кумико. Та самая, таинственная незнакомка, что все время звонила. И я понимаю, что слился не с Критой, а с ней. Иное тепло, иные ощущения. Будто я попал в другую комна­ту. «Обо всем забудь, — шепчет женщина. — Ты спишь, тебе снится сон, ты ничком лежишь в теплой грязи». Я больше не мог сдерживаться и кончил.