И вот Кумико связалась с кем-то, кого я совсем не знал, и затеяла с ним такие любовные игры, что и представить труд­но. Да еще заявляет, что получала от этого наслаждение, кото­рого не испытывала со мной. Стонала, наверное, так, что в соседнем номере было слышно, кровать, наверное, ходуном ходила, так она на ней извивалась и корчилась. Так, должно быть, его ублажала, что мне и не мечтать. Я поднялся, достал из холодильника пиво и стал пить. Съел картофельный салат. Захотелось послушать музыку, и я включил радио, нашел на УКВ классику и приглушил звук. «Так устала сегодня, — го­ворила Кумико. — Что-то совсем не хочется. Извини меня,

325

правда». — «Ну и ладно, если не хочешь», — отвечал я. Кончи­лась струнная серенада Чайковского и зазвучало фортепьяно — похоже, Шуман. Что-то знакомое, но что за вещь — никак не мог вспомнить. Звуки смолкли, и женский голос диктора объя­вил, что передавали «Вещую птицу» — седьмую пьесу из шу­мановских «Лесных сцен». Я вообразил, как Кумико двигает бедрами, лежа под любовником, задирает ноги, впивается ног­тями в его спину, оставляя пятна слюны на простыне. Дик­торша объясняла, что Шуман создавал фантастический образ леса, где живет загадочная птица, предсказывающая будущее. Что вообще я знал о Кумико? Медленно смяв в руках пустую пивную банку, я швырнул ее в мусорное ведро. Может, Кумико, которую, как мне казалось, я понимал, та Кумико, что не­сколько лет была моей женой, с которой я сливался в объяти­ях, была всего лишь внешней, ничего не значащей оболочкой настоящей Кумико? А мир, в котором мы живем, по большей части принадлежит пространству, где обитают медузы? Коли так, что же такое шесть лет, которые мы прожили вместе? Ка­кой в них смысл?

*

Телефон застал меня врасплох, когда я в очередной раз пере­читывал письмо Кумико. Резкий звонок буквально подбросил меня на диване. Кому я понадобился в третьем часу ночи? Неужели Кумико? Нет, она ни за что не станет сюда звонить. Скорее Мэй Касахара. Увидела, как я ухожу из заброшенного дома, и решила позвонить. Или Крита Кано захотела объяс­нить, куда она пропала. Впрочем, это могла быть и та женщи­на из телефона. Может, хочет что-то мне передать. Правильно Мэй сказала: женщин вокруг меня многовато. Я обтер оказав­шимся под рукой полотенцем выступивший на лице пот и медленно поднял трубку с рычага.

— Алло? — сказал я.

— Алло! — послышалось на другом конце провода. Голос был не Мэй Касахары. И не Криты Кано, и не той таинственной незнакомки. Это была Мальта Кано. — Алло! — проговорила она. — Господин Окада? Это Мальта Кано. Вы меня помните?

326

— Конечно-конечно. Очень хорошо помню, — отозвался я, пытаясь успокоить колотившееся в груди сердце. Как можно было ее не помнить!

— Извините, что звоню так поздно, но дело срочное. Вы, конечно, сердитесь, что я вас беспокою. Я знаю, и все же ре­шила позвонить. Простите еще раз.

Я попросил ее не переживать, сказав, что все равно не сплю, и она меня нисколько не потревожила.

12. Что я обнаружил, когда брился • Что я обнаружил, когда проснулся

— Мне надо было срочно связаться с вами, поэтому я звоню так поздно, — продолжала Мальта Кано, Когда я ее слушал, у меня возникало впечатление, что она выбирает каждое слово, чтобы поставить его на свое место в строгом логическом по­рядке. — Я хотела кое-что у вас спросить, если вы не возража­ете. Вы позволите?

Я присел на диван с трубкой в руке.

— Пожалуйста. Спрашивайте, что вам угодно.

— Окада-сан, вас эти два дня не было дома? Я несколько раз пробовала дозвониться, но вы не подходили.

— Да, меня не было... какое-то время. Захотелось, понима­ете ли, побыть одному, успокоиться, подумать кое о чем. Мно­го набралось о чем подумать.

— Да-да, Окада-сан. Я вас понимаю. Хорошо сменить мес­то, когда хочешь что-то обдумать хорошенько. Однако, Ока-да-сан... конечно, я вмешиваюсь не в свое дело, но, похоже, вы были где-то очень-очень далеко.

— Ну, не сказать, чтобы уж очень далеко, — уклончиво от­ветил я и, переложив трубку из левой руки в правую, продол-

328