Я не такой лопух, как ты думаешь. Я хорошо знаю, что у тебя под маской, которую ты надеваешь для телевидения, для лю­дей; знаю твою тайну. И Кумико тоже знает. Захочу — расска­жу об этом всем. Чтобы и они знали. Я сумею, хотя на это, наверное, потребуется много времени. Может быть, я и нич­тожество, но не мешок с песком. Я живой человек, и если меня кто-нибудь ударит — получит сдачи. Советую это запомнить.

Ничего не говоря, Нобору Ватая не отводил от меня бес­страстного взгляда. Его лицо походило на путешествующую в космосе каменную глыбу. Почти все, что я ему выложил, было блефом. Никакой его тайны я не знал. Был в этом человеке какой-то крупный изъян. Я догадывался, но конкретно ниче­го не знал. Однако моя тирада, похоже, что-то глубоко в нем задела — это ясно читалось на его лице. Он не пускал в ход приемы, которые использовал против своих оппонентов в теле­дебатах: не насмехался надо мной, не придирался к словам, не пытался поймать врасплох, а сидел молча, не шевелясь.

Вдруг с лицом Нобору Ватая стало происходить что-то странное. Оно постепенно начало наливаться краской, при­обретая какой-то неестественный цвет. На мертвенно-блед­ном фоне выступили ярко-красные неровные пятна. Картина напомнила мне осенний лес, разукрашенный цветными маз­ками беспорядочно растущих лиственных и вечнозеленых де­ревьев.

Так и не сказав ни слова, Нобору Ватая поднялся, достал из кармана солнечные очки и нацепил на нос. Необычная пест­рая раскраска не сходила с лица и, казалось, останется теперь на нем навсегда. Мальта Кано тоже ничего не говорила и буд­то застыла на своем стуле. Я сделал вид, что мне все безраз­лично. Нобору Ватая хотел что-то произнести, но в конечном итоге передумал, отодвинулся от столика и вышел из кафе.

•

Когда он ушел, мы с Мальтой Кано какое-то время молчали. Я чувствовал страшную усталость. Подошедший в очередной раз официант поинтересовался, не хочу ли я еще кофе. Я ска­зал: не надо, — и он удалился. Мальта взяла со стола свою

240

красную шляпу и принялась рассматривать ее не отрываясь, а затем положила на стул рядом.

Во рту появилась какая-то горечь. Чтобы избавиться от нее, я сделал несколько глотков воды, но горечь осталась.

Через некоторое время Мальта открыла рот:

— Надо иногда давать выход чувствам. В противном случае они застаиваются. Вот вы высказались и, верно, чувствуете себя лучше?

— В какой-то мере, — отозвался я. — Но ведь ничего так и не решилось. Ничего еще не кончено.

— Вы не любите Ватая-сан?

— Когда я с ним разговариваю, вокруг как бы возникает вакуум, окружающие предметы лишаются всякой сути, все выглядит пустым и бессодержательным. Почему это происхо­дит? Дать этому вразумительное объяснение не могу, но пото­му иногда говорю и делаю то, что мне совершенно не свой­ственно. А после чувствую себя ужасно. Я был бы рад никогда его больше не видеть!

Мальта Кано покачала головой:

— К сожалению, вам еще не раз придется с ним встречать­ся. Избежать этого невозможно.

«Да, скорее всего она права, — подумал я. — Развязаться с этим типом будет нелегко».

Взяв со стола стакан, я отпил еще глоток воды. Откуда этот гадкий привкус?

— Хочу спросить вас. На чьей вы стороне в этом деле? На его или на моей?

Мальта Кано поставила локти на стол и поднесла к лицу ладони.

— Ни на чьей. В этом деле нет сторон. Их просто не суще­ствует, господин Окада. Здесь нет верха и низа, правой и ле­вой стороны, лица и изнанки.

— Настоящий дзэн получается. Как система взглядов пред­ставляет интерес, конечно, но мало что объясняет.

Женщина кивнула и раздвинула сантиметров на пять зак­рывавшие лицо ладони, держа их чуть под углом и повернув в мою сторону..Ладони у нее были маленькие, красивой формы.