Я уже говорил, что Хонда не имел никакого боевого опы­та — только год военной подготовки в Японии. И тем не ме­нее это был замечательный солдат. В каждом взводе обязатель­но есть один-два таких человека, выносливых и выполняющих свой долг беспрекословно, без лишних жалоб. Физически крепкие, с отличной реакцией, эти люди моментально схва­тывают то, чему их учат, и очень хорошо пользуются этим на практике. Хонда был из их числа. Он проходил подготовку в кавалерии, поэтому лучше всех разбирался в лошадях и взял на себя заботу о наших животных, которых в отряде было шесть. Впрочем, он не просто заботился о них. Нам даже ка­залось, что Хонда до самой последней мелочи понимает ло­шадиное настроение. Хамано сразу признал способности кап­рала и со спокойным сердцем стал ему многое поручать.

Так что, несмотря на разношерстный состав нашего отря­да, мы здорово понимали друг друга. Всех этих формальнос­тей, обязательных в регулярных частях, мы не соблюдали. Как бы это сказать... Наверное, нас всех свела судьба. Поэтому Хамано и мог вести со мной откровенные разговоры, немыс­лимые между нижними чинами и офицерами.

— Что вы думаете об этом Ямамото, господин лейтенант? — спросил унтер.

— Похоже, он из спецслужб, — ответил я.— Настоящий

172

спец, раз так чешет по-монгольски. Знает эти места как свои пять пальцев.

— Точно. Я подумал сначала, что он из тех бандитов-выс­кочек, которые втерлись в доверие к нашим тузам в армии. Но это не тот случай. Те типы мне хорошо знакомы. Только и делают, что болтают без остановки — чего было и чего не было. И чуть что — сразу за пистолет. А наш Ямамото — серьезный субъект. Большой мастер. Не последний чин там у них — сра­зу видно. У меня на таких чутье. Наши, похоже, хотят создать диверсионные группы из монголов, служивших на Хингане*. Говорят, для этого вызвали несколько спецов по диверсион­ным операциям. Может, Ямамото связан с этим делом.

Хонда стоял с винтовкой на карауле в некотором отдале­нии от нас. Я положил браунинг рядом на землю, чтобы иметь оружие наготове. Хамано, сняв гетры, массировал ноги.

— А может, и не так, — продолжал он. — Может, тот мон­гол — на самом деле офицер Монгольской армии, из тех, кто против Советов и хочет установить секретные контакты с на­шими.

— Такое тоже возможно, — сказал я. — Но послушай! Не говорил бы ты лишнего при посторонних. А то они тебе голо­ву снимут.

— Ну, не такой уж я дурак. Это ж я только здесь так гово­рю, — ухмыльнулся Хамано и сразу сделал серьезное лицо. — Но если это так, тогда Ямамото — опасный тип. Так и до вой­ны недалеко.

Я кивнул. Монголия формально считалась независимой, но на самом деле была сателлитом Советов. Они полностью дер­жали ее в руках. В этом смысле Монголия мало чем отлича­лась от Маньчжоу-го, где всем заправляла японская армия. Но все знали, что в Монголии действовали подпольные антисо­ветские группы, имевшие тесные связи с нашими военными в Маньчжоу-го и организовавшие к тому времени несколько мятежей. Ядро этих групп составляли военные, у которых про­извол Советской армии вызывал внутренний протест, земле-

Горная гряда на северо-востоке Китая и востоке Монголии.

173

владельцы, сопротивлявшиеся насильственной коллективиза­ции, и ламаистские монахи — их набиралось больше ста ты­сяч. За пределами страны эти группы могли рассчитывать толь­ко на расквартированные в Маньчжурии японские войска. И вообще мы — такие же азиаты, как они сами, — были им бли­же русских. В 1937 году раскрыли заговор, участники которого готовили большие беспорядки в Улан-Баторе, и пошли массо­вые чистки. Несколько тысяч человек — военных и монахов — казнили как контрреволюционеров за связь с японской арми­ей. Но с антисоветскими настроениями покончить не удалось — то тут, то там они давали о себе знать. И в том, что офицеры японской разведки переходят Халхин-Гол и тайно встречаются с монгольскими офицерами из числа заговорщиков, ничего необычного не было.