Как только ветеринару удалось освободиться от железной хватки мертвеца, солдаты вытащили их с лейтенантом из моги­лы. Доктор присел на траву, сделал несколько глубоких вдохов, потом посмотрел на свою руку. На кисти отчетливо краснели пятна, оставленные пятерней убитого. Несмотря на августовс­кий зной, его до костей пробирал жуткий озноб. «Теперь мне никогда не избавиться от этого холода, — подумал он. — А ведь этот китаец и вправду хотел утащить меня с собой».

Лейтенант поставил пистолет на предохранитель и осторож­но опустил его в кобуру. Сегодня он впервые выстрелил в че­ловека. «Не надо думать об этом. Война еще не кончилась, люди и дальше будут умирать. Думать будем потом». Он вытер потную правую ладонь о штанину и приказал солдатам, кото-

652

рые не участвовали в казни, засыпать яму с убитыми. Над ней уже по-хозяйски роились тучи мух.

А молодой солдат все стоял, вцепившись в биту, и никак не мог разжать ладони. Ни лейтенант, ни капрал не обращали на него внимания. Он как завороженный наблюдал за тем, что происходило у него на глазах, — мертвый китаец неожиданно хватает доктора за руку, они вместе падают в могилу, лейте­нант прыгает туда за ними, чтобы пристрелить китайца, по­том его товарищи берутся за лопаты и забрасывают яму зем­лей. Солдат смотрел на все это невидящим взглядом, только слышал голос Заводной Птицы. Как и вчера днем, из листвы, где она пряталась, доносилось кр-р-р-ри-и-и... кр-р-р-ри-и-и... Как будто кто-то заводил пружину. Он поднял голову и стал прислушиваться, пытаясь разобрать, откуда эти звуки, но птицы не было видно. Его замутило, хотя не так сильно, как вчера. Тошнота засела где-то глубоко в горле.

Солдат слушал, как заводят пружину, и перед ним, словно в калейдоскопе, мелькали отрывочные картины. Мелькали и пропадали... Он увидел их молодого командира-лейтенанта, которого после разоружения японских частей советскими вой­сками передадут китайцам, а те его повесят за сегодняшнюю казнь. Капрал умрет в сибирском лагере от чумы. Его помес­тят в чумной барак и бросят умирать, хотя никакой чумы у него не будет — во всяком случае до того, как он окажется в этом бараке. Он просто упадет в обморок от недоедания. Вете­ринар с родимым пятном на лице погибнет через год. Его, гражданского человека, советские власти арестуют за пособ­ничество военным, отправят в Сибирь, в лагерь и определят вместе с солдатами на принудительные работы на шахту. В глу­бокий шурф прорвется вода, и он захлебнется вместе со мно­гими другими. А он сам... нет, что будет с ним, молодой сол­дат не увидел. Да что там будущее... Почему-то он не видел даже того, что творилось прямо перед ним. Работал только слух. Закрыв глаза, он слушал Заводную Птицу.

И вдруг ему вспомнился океан. Океан, который он видел с палубы судна, когда плыл из Японии в Маньчжурию. Видел в первый и последний раз. Это было восемь лет назад. Он до

653

сих пор помнил, как пахнет напитанный солью морской воз­дух. Ничего прекраснее в своей жизни он не видел. Такой необъятный, глубокий, что представить невозможно. Океан всегда разный — меняет цвет, облик, характер. Все зависит от времени, погоды, места. Океан наполнял его душу глубокой печалью и в то же время исцелял ее, успокаивал. Увидит ли он его еще раз? При этой мысли пальцы разжались, и бита выпа­ла из рук, со стуком ударившись о землю. Выронив биту, сол­дат снова почувствовал приступ тошноты, на этот раз более сильный.

А Заводная Птица не умолкала, хотя никто больше не слы­шал ее криков.

*

Так заканчивались «Хроники Заводной Птицы № 8».

29. Корица: недостающие звенья

Так заканчивались «Хроники Заводной Птицы № 8».

*

Я закрыл документ, перешел в меню и выбрал из списка «Хро­ники Заводной Птицы № 9». Мне хотелось знать продолже­ние этой истории. Однако файл не открывался. Вместо него на мониторе появилось следующее сообщение:

Доступ к "Хроникам Заводной Птицы №9" закрыт.

Rод R24.

Выберите другой документ.

Я выбрал № 10. Результат оказался тем же:

Доступ к "Хроникам Заводной Птицы № 10" закрыт.