Казалось бы, за таким хоть в огонь, такому человеку вер­ным надо быть. А вот и нет! Не было у меня такого чувства. Почему? Сам не знаю. Может, вы не поверите, но я верность хранить умею. Чего только старый Ватая-сэнсэй со мной не вытворял! Бил, ногами пинал, обращался как с мусором, как с дерьмом последним. Молодой по сравнению с ним — просто душка. И все же... странное дело, Окада-сан, за старым я без разговоров готов был идти куда угодно, а вот с молодым как-то не сложилось. Знаете почему?

Я пожал плечами.

— Видите, я от вас ничего не скрываю. А все дело в том, что мы с Ватая-сэнсэем по сути своей похожи, — заявил Усикава, достал из кармана сигареты, чиркнул спичкой и закурил. Не спеша затянулся и так же медленно выдохнул дым. — Разуме-

671

ется, мы с Ватая-сэнсэем с виду разные — и происхождением не схожи, и головой. Разница просто неприличная, даже если в шутку нас сравнить. И все же, все же... Стоит нас чуть-чуть поскрести — и станет ясно, что мы, в общем-то, из одного гнез­да. Я это сразу понял — прямо осенило, будто в солнечный день надо мной вдруг зонтик раскрылся. Он, конечно, интел­лигента из себя строит, а на самом деле плут еще тот. Совер­шенно ужасный тип.

Хотя нет. Нельзя сказать: раз он плут — значит, ни на что не годится. Мир политики, Окада-сан, — это алхимия своего рода. Мне не раз приходилось видеть, как совершенно несу­разные и вульгарные желания приносят великолепные резуль­таты. А есть и другие примеры: когда благородные великие цели оборачиваются продажностью и коррупцией. Политика — такая штука... В ней не рассуждают. В ней все решает резуль­тат. Но Нобору Ватая даже в моих глазах — полный подонок. Уж на что я отмороженный — и то пигмей по сравнению с ним. Мне его ни за что не одолеть. Так что я сразу понял, в момент: мы одного поля ягода. Что он, что я — один хер. Из­вините за грубое слово. Понятно?

Хочу спросить, Окада-сан. Например, человек кого-то не­навидит. Как вы думаете, от чего он бесится больше всего? Когда видит, что другой человек без всякого труда получает то, о чем он сам безумно мечтает, но не может иметь. Когда с завистью смотрит, как кто-то запросто входит туда, куда ему хода нет. И чем ближе этот счастливчик, чем лучше он зна­ком, тем сильнее к нему ненависть. Вот так. Для меня такой человек — это как раз Ватая-сэнсэй. Услышь он такое — уди­вился бы, наверное. А вы, Окада-сан, испытывали когда-ни­будь такую ненависть?

Я действительно ненавидел Нобору Ватая, но совсем не так, как говорил Усикава, поэтому лишь покачал головой.

— Что ж, вот мы и подошли к Кумико-сан. Сэнсэй вызвал меня как-то и велел приглядеть за ней. Обещал отблагодарить, но мало что рассказал о ее тяжелом положении. Только что она — его сестра, что у нее не сложилась жизнь с мужем и что живет она отдельно, одна. И что не очень хорошо себя чув-

672

ствует. Стал я делать что приказано. Каждый месяц оплачивал через банк аренду ее квартиры, подыскал подходящую домра­ботницу. В общем, ерундой всякой занимался. Других дел было полно, поэтому первое время Кумико-сан меня мало интере­совала. Ну поговоришь по телефону, когда что-то нужно, и все. Да и она большей частью помалкивала. Как бы это ска­зать... Такое было впечатление, будто она забилась в угол ком­наты и нос оттуда не показывает.

Усикава сделал паузу, чтобы глотнуть воды, мельком взгля­нул на часы и аккуратно прикурил новую сигарету.

— Но этим дело не кончилось. Тут ни с того ни с сего воз­никли вы, Окада-сан. Всплыла история про дом с повешен­ными. Когда появилась эта статья в журнале, Ватая-сэнсэй меня вызвал и попросил разобраться, нет ли какой-нибудь связи между вами и домом, о котором там говорилось. Его этот вопрос волновал, и он хорошо знал, что секретное расследо­вание лучше поручить мне. Ясное дело — пусть бедный Уси­кава отдувается. Я принялся копать изо всех сил и откопал. А дальше вы уже все знаете. Результат оказался поразитель­ный, надо сказать.