Код R24.
Выберите другой документ.
С № 11 получилось то же самое. Понятно, что доступ закрыт ко всем документам. Что это за код R24? Похоже, он полностью блокирует доступ к компьютеру. Когда открылись «Хроники Заводной Птицы № 8», остальные файлы тоже были доступны, но после того как я открыл к закрыл № 8, все ходы оказались перекрыты. Или эта программа не дает постоянного доступа к документам?
655
Сидя перед компьютером, я размышлял, что бы такое придумать. Нет, ничего не поделаешь. Это тщательно выверенная система, мир, что родился в голове Корицы и функционирует по его принципам. Мне не знакомы правила игры. Я сдался и выключил компьютер.
*
Сомневаться не приходилось: автор «Хроник Заводной Птицы № 8» — Корица. Он поместил в компьютер шестнадцать историй под общим названием, я по чистой случайности выбрал и прочитал восьмую. Окажись они все такие длинные — если их напечатать, может получиться довольно толстая книжка.
Интересно, что означает № 8? Судя по названию — «Хроники», — история построена в хронологическом порядке. За № 7 следует № 8, потом идет № 9 и так далее. Логично, хотя, может быть, и не так. Вдруг события в этой истории разворачиваются совсем по-другому? В обратном направлении — из настоящего в прошлое. А если пойти еще дальше, почему не предположить, что есть шестнадцать разных вариантов одной и той же истории, которые рассказываются параллельно. В любом случае № 8, который я выбрал, — продолжение того, что раньше рассказывала мне Мускатный Орех об августе 1945 года и синьцзинском зоопарке, обитателей которого перестреляли солдаты. Тот же зоопарк, куда на следующий день опять приходят солдаты, главный герой истории — отец Мускатного Ореха или дед Корицы, безымянный ветеринарный врач.
Трудно сказать, сколь правдива эта история. Может, Корица все придумал — от начала до конца, а может, что-то происходило на самом деле. Мускатный Орех говорила, что после расставания ей об отце ничего не известно. Так что не все в этом рассказе правда. Но вполне возможно, что какие-то подробности основаны на реальных исторических фактах. Когда все рушилось, всякое могло быть — и расправа над курсантами офицерского училища Маньчжоу-го, и их похороны в яме, и казнь японского офицера, который этим командовал, после войны. Побеги и бунты в армии Маньчжоу-го случались нередко, да и то, что убитые китайцы переоделись в форму бей-
656
сболистов, тоже могло быть, хотя это довольно странно. Зная о таких вещах, Корица запросто мог придумать всю историю, вставив в нее своего деда.
Но зачем это ему понадобилось? Зачем придумывать рассказ? Зачем называть его «хрониками»? Я сидел на диване в «примерочной», вертел в руках цветной карандаш и думал.
Может, чтобы ответить на эти вопросы, и не нужно читать все шестнадцать историй? Прочитав всего одну «хронику» — № 8, — я пусть и смутно, но представлял, чего мог добиваться Корица. Он очень хотел знать, в чем смысл его существования, и, без сомнения, искал его в прошлом — в событиях, которые происходили до того, как он появился на свет.
Для этого нужно было заполнить несколько пробелов в прошлом, до которых он никак не мог дотянуться, и в своей истории Корица пытался выдумать эти недостающие звенья. Из историй, которые ему много раз доводилось слышать от матери, появлялись новые; в них он пробовал восстановить образ своего загадочного деда. Ничего не меняя, он перенял у матери стиль ее рассказов. А суть их была в том, что факт может и не быть истиной, а истина не всегда имеет под собой факт. Для Корицы скорее всего было не так уж важно, что в его рассказах опиралось на факты, а что нет. Важно не то, что совершил его дед, а то, что он мог совершить. Юноша узнавал об этом из собственных историй.
|