На пятый день после обеда я оказался в кафе в отеле «Пасифик» на Синагаве — том самом, где в прошлом году, летом, встречался с Мальтой Кано и Нобору Ватая. Приятных воспо­минаний от той встречи у меня не осталось, да и кафе не нравилось. Но почему-то, без всякой цели и причины, почти бессознательно я сел в Синдзюку на электричку и по линии Яманотэ доехал до станции Синагава. Перейдя по галерее в здание отеля, я занял в кафе столик, у окна. Заказал бутылку пива и решил пообедать, хотя время обеда уже прошло. По­кончив с едой, я рассеянно поглядывал на сновавших туда-сюда по галерее людей: они напоминали длинные цепочки бессмысленных цифр.

Возвращаясь из туалета, я заметил в глубине заполненного посетителями зала красную шляпу. Клеенчатую и точно тако­го же цвета, как та, что всегда носила Мальта Кано. Как на­магниченный, я двинулся к тому столику, но, подойдя ближе, понял, что обознался. Обладательницей шляпы оказалась ино­странка, моложе и крупнее Мальты. Да и шляпа была не из клеенки, а из кожи. Я расплатился по счету и вышел из кафе.

Засунув руки в карманы короткого пальто, я шагал по ули­це. На голове у меня была шерстяная шапочка в тон пальто. Благодаря темным солнечным очкам мое родимое пятно не так бросалось в глаза. Стоял декабрь, в городе царило обыч­ное для этого времени оживление. В торговом центре у стан-

667

ции толпились тепло одетые покупатели. Спокойный зимний день. Улицу заливал яркий свет; мне показалось, что городс­кой шум звучит в ушах резко и отчетливо — не так, как всегда.

*

Усикаву я увидел, когда стоял на платформе станции Синага­ва в ожидании своей электрички. Он стоял как раз напротив меня — нас разделял железнодорожный путь — и тоже поджи­дал поезд, собираясь ехать по Яманотэ, только в противопо­ложную сторону. На нем, по обыкновению, был совершенно немыслимый наряд, кричащий галстук. Склонив набок лы­сую шишковатую голову, он с увлечением читал какой-то жур­нал. Разглядеть Усикаву в бурлившем на станции людском водовороте удалось потому, что он выделялся на общем фоне. До этого я видел его только у себя на кухне. Встречались мы один на один, и оба раза — поздно вечером. Тогда он мне казался ненастоящим, существом из иного мира. Но, как вы­яснилось, и на улице, средь бела дня, в хаотической толчее Усикава смотрелся так же противоестественно и дико, и его можно было различить в толпе издалека. Его нелепый облик напрочь выпадал из действительности, никак не хотел укла­дываться в окружающий реалистический пейзаж.

Расталкивая толпу, натыкаясь на кого-то, я с криком мет­нулся к лестнице и, сбежав по ней на противоположную плат­форму, бросился искать Усикаву. Где же он? Станция большая, платформы длинные, народу полно. Подлетела электричка, две­ри отворились, извергнув безликую людскую массу и поглотив новую порцию таких же безымянных пассажиров. Прозвучал сигнал к отправлению, а Усикавы все не было видно. Я вско­чил в поезд, следовавший через Юракутё*, и решил пройти по вагонам в надежде отыскать его. Усикава стоял у двери во вто­ром вагоне и не отрывался от своего журнала. Стараясь дышать ровно, я подошел и встал рядом, но он, похоже, ничего вокруг не видел.

— Усикава-сан! — окликнул я его.

* Крупная узловая станция в центре Токио.

668

Усикава оторвался от журнала, взглянул на меня поверх очков с толстыми линзами, и в глазах его что-то сверкнуло. При дневном свете, вблизи, он показался не таким, как в про­шлый раз, — более усталым, замученным. Усталость прямо-таки сочилась из него, как невысыхающий липкий пот на коже. В глазах, словно залитых грязной водой, плавала тусклая муть; пучки редких волос топорщились над ушами, напоминая сор­няки, что пробиваются сквозь черепицу на крыше заброшен­ного дома. Видневшиеся за вывороченными губами зубы со времени нашей последней встречи пожелтели еще больше и торчали вкривь и вкось. В одежде он был верен себе — измя­тая, вся в складках, она будто долго дремала, свернувшись клу­бочком, в дальнем уголке вещевого склада и только что про­снулась.