Непроглядная тьма навалилась на меня со всех сторон. Я ни­чего не мог разглядеть, как ни старался. Даже собственной руки. Шаря по стенке, нащупал лестницу, потянул на себя. Наверху все в порядке — лестницу я закрепил как надо. Пока­залось, что рука вызвала слабое движение в окружавшем меня мраке. Впрочем, возможно, это просто обман зрения.

Странно, что я не могу видеть собственное тело. Чем дольше я сидел в темноте, тем меньше оставалось уверенности, что я

272

существую на самом деле. Чтобы справиться с этим ощущени­ем, я время от времени покашливал или проводил ладонью по лицу. Так уши подтверждали, что у меня еще есть голос, руки — что лицо никуда не делось, а лицо — что руки тоже на месте.

Несмотря на все мои усилия, тело будто медленно раство­рялось и становилось легче. Так водный поток вымывает и уносит с собой песок. Чувство было такое, словно внутри у меня идет ожесточенная борьба, что-то вроде перетягивания каната, — сознание постепенно, понемногу побеждало мое физическое, материальное «я». Темнота нарушила прежнее равновесие между этими двумя силами. Мне вдруг пришло в голову, что тело в конечном счете — лишь временная оболоч­ка, готовая к тому, чтобы ее поглотило сознание. Стоит вы­строить в другом порядке хромосомы, составляющие мое тело, и я окажусь совсем в другом физическом облике. Крита Кано назвала себя «проституткой в мыслях». Теперь ее слова стали мне понятны. Это в самом деле возможно: заниматься любо­вью — в мыслях, а кончать — в реальности. В настоящем не­проглядном мраке может случиться все, что угодно.

Я потряс головой, чтобы загнать сознание обратно в тело.

В темноте я соединил пальцы рук — большой с большим, указательный с указательным. Пальцы правой руки убедились, что пальцы левой — все еще там, где должны быть, а пальцы левой получили доказательство, что с правой рукой тоже все в порядке. Я глубоко вздохнул. Всё! О сознании больше не думаем. Переключаемся на действительность. На реальный мир, в ко­тором живет мое тело. Вот для чего я здесь. Чтобы подумать о реальной жизни. Для этого лучше находиться от нее как можно дальше, например — на дне глубокого колодца. «Когда нужно будет двигаться вниз, отыщи самый глубокий колодец и спус­тись на дно». Так говорил Хонда-сан. Прислонившись к стен­ке, я медленно вдыхал отдающий плесенью воздух.

•

Свадьбы у нас с Кумико не было. Мы просто не могли себе ее позволить, а просить помощи у родителей не хотелось. Реши­ли с самого начала жить вдвоем, по-своему, как умеем. Это

273

важнее всяких церемоний. Воскресным утром мы явились в районную управу, разбудили дежурного клерка, нажав на кноп­ку звонка у приемного окошка, и подали заявление. А вече­ром решили шикануть и пошли в классный французский рес­торан — заказали бутылку вина и поужинали по полной про­грамме. Вот и вся свадьба.

Когда мы поженились, у нас почти не было накоплений (мать, умирая, оставила мне немного денег, но я решил их не трогать, если только не будет крайней нужды), мебели как та­ковой — тоже. Виды на будущее -. самые неопределенные. Хоть я и числился в юридической фирме, без адвокатского свидетельства мне ничего не светило. Кумико работала в ма­леньком, никому не известном издательстве. По окончании университета она могла бы, если б захотела, за счет связей отца устроиться куда лучше, но мысль эта была ей противна, и жена нашла работу сама. Несмотря на все это, жизнь нас устраивала. Оказалось, жить вдвоем, самостоятельно, можно, и мы были вполне довольны.

И все-таки начинать с нуля было нелегко. Я по натуре зам­кнутый — так часто бывает в семьях с одним ребенком. Серь­езные дела люблю делать сам. Чем что-то объяснять, тратя вре­мя и силы, легче молча сделать самому. Кумико после смерти сестры тоже замкнулась и росла как бы сама по себе. Она ни­когда не обращалась к родне за советом — что бы ни случи­лось. В этом смысле мы походили друг на друга.