Но я не двигался с места. Спешить было некуда. День толь­ко начался, до полудня еще далеко. Я сидел словно приклеен­ный, дав полную свободу беспорядочно теснившимся в голо­ве мыслям. Интересно, куда увезли стоявшую здесь птицу? Не красуется ли она теперь в каком-нибудь другом саду, навеки застыв в тщетном порыве взмыть в небо? Или ее отправили на свалку, когда прошлым летом сносили дом Мияваки? Доро­гие воспоминания связаны у меня с этой птицей. Казалось, без нее сад потерял свою прежнюю хрупкую гармонию.

Было начало двенадцатого, голова уже ничего не сообража­ла. Пора спускаться в колодец. Ступив на дно, я по обыкнове­нию сделал глубокий вдох, проверяя, в порядке ли воздух. Вроде все нормально, как всегда — затхлый немного, но ды­шать можно. Я пошарил рукой по стене, нащупывая бейсболь­ную биту. Бита исчезла. Ее нигде не было. Пропала. Без следа растворилась.

696

Я опустился на землю, прислонился к стене.

Несколько раз вздохнул. Вздохи напоминали капризный ветерок, бесцельно гуляющий по безымянной высохшей до­лине. Когда вздыхать надоело, я принялся с силой тереть щеки. Кто же утащил биту? Неужели Корица? Кроме него, некому. Он один знает о ее существовании, да и кто еще мог залезть в колодец? Но зачем это ему понадобилось? Я недоуменно по­качал головой. Совершенно непонятно. Еще одна загадка, на которую у меня нет ответа.

Что ж, обойдемся сегодня без биты. Ничего страшного. В конце концов, бита — всего-навсего что-то вроде талисма­на. Можно и без нее. Проникал я раньше в эту комнату и без биты. Настроившись таким образом, я потянул за веревку и задвинул крышку колодца. Мрак обнял меня со всех сторон, я обхватил руками колени и медленно закрыл глаза.

Как и в прошлый раз, никак не удается сосредоточиться. В голову лезет всякая чепуха. Чтобы избавиться от этой мути, я думаю о бассейне — том самом, двадцатипятиметровом му­ниципальном бассейне, куда хожу плавать. Воображаю, как раз за разом проплываю дорожку из конца в конец, туда и обратно. Скорость значения не имеет, просто я снова и сно­ва повторяю в воде привычные, размеренные и неторопли­вые движения. Не надо лишних звуков, лишних брызг — лок­ти, показываясь из воды, движутся плавно, руки работают бесшумно, рассекая воду. Набираю воду в рот и не спеша выпускаю, будто дышу под водой. Скоро тело свободно скользит в воде, словно подгоняемое легким ветерком. Ухо улавливает только мое размеренное дыхание. Я плыву по вет­ру, как птица в небесах, оглядывая расстилающуюся внизу землю. Вижу далекие города, крошечных человечков, теку­щие реки. Меня охватывает спокойствие, умиротворение, близкое к восторгу. Я очень люблю плавание. Одно из глав­ных моих увлечений. Правда, в смысле решения моих про­блем толку от него нет, зато и вреда никакого не причиняет. Вот что такое плавание.

697

И тут я услышал этот звук.

Из темноты слышалось низкое монотонное гудение, напо­минавшее шум крыльев насекомого. Нет, для насекомого звук чересчур искусственный, механический какой-то. Тон его едва уловимо колебался, точно кто-то подкручивал ручку микро­настройки коротковолнового приемника. Я затаил дыхание и прислушался, пытаясь понять, откуда доносится звук. Он ис­ходил из невидимой точки во мраке, но одновременно, каза­лось, рождался прямо в моей голове. Нащупать эту грань в окружавшей меня кромешной тьме нечего было и думать.

Собирая нервные импульсы в пучок, стараясь сосредото­читься на этом звуке, я не заметил, как заснул. Причем — сра­зу, даже не успев почувствовать сонливости. Отключился со­вершенно неожиданно, будто шел по коридору, шел просто так, без всякой цели, и вдруг кто-то дернул меня за руку и втянул в незнакомую комнату. Сколько времени пребывал я в этом вязком, как болотная трясина, забытьи? Не знаю. Ду­маю, недолго. Может быть, какое-то мгновение. Но когда со­знание так же неожиданно вернулось, я сразу понял, что тем­нота вокруг меня изменилась. Все стало другим — воздух, температура; темнота приобрела новое качество, получила иную насыщенность.