Но сегодняшний день — не такой, как всегда. Он не может не быть другим. Сколько звериных голосов смолкло, сколько запахов улетучилось навсегда! Тигры, леопарды, волки, мед­веди: их всех вчера днем ликвидировали — перестреляли — солдаты. Сейчас, после того как ветеринар проспал целую ночь, происшедшее накануне казалось частью виденного дав­ным-давно, нескончаемого, кошмарного сна. Однако все про­изошло на самом деле. Винтовочные выстрелы до сих пор бо­лезненным эхом отдавались в ушах. Нет, это был не сон. Сейчас август 45-го, он в Синьцзине, и прорвавшиеся через границу советские танковые колонны с каждым часом все бли­же подходят к городу. Это почти такая же реальность, как умы­вальник или зубная щетка, которые всегда на глазах.

637

Затрубил слон, и ветеринар вздохнул с облегчением. Ах да! — слоны как-то уцелели. К счастью, командовавший солдатами молодой лейтенант оказался нормальным парнем и под свою ответственность хотя бы слонов вычеркнул из списка на лик­видацию, думал он, пока умывался. В Маньчжурии ему дове­лось встречать немало твердолобых фанатичных молодых офи­церов, и они всегда ставили его в тупик. В большинстве это были деревенские ребята, юность которых пришлась на 30-е годы, время депрессии, — пережившие нищету, с головой, за­битой дремучим национализмом. Готовые выполнить любой приказ начальства без всяких сомнений. Прикажи им от име­ни императора прорыть туннель до Бразилии — тут же схватят лопаты и примутся копать. «Святая простота», — скажут неко­торые, но ветеринар назвал бы это другим словом. А пристре­лить из винтовки парочку слонов куда легче, чем в Бразилию туннель копать. Сыну врача, выросшему в городе и получивше­му образование в относительно либеральные 20-е годы, понять этих людей невозможно. Однако лейтенант, которого постави­ли во главе расстрельной команды, несмотря на просторечный говорок, по сравнению с другими офицерами его возраста ка­зался более нормальным, образованным и разумным. Ветери­нар понял это по разговору и по тому, как тот держал себя.

«Слонов, в любом случае, убивать не стали — уже за это надо спасибо сказать», — подумал ветеринар. Да и у солдат, должно быть, с души камень упал. А вот рабочие-китайцы, очень даже может быть, и пожалели — сколько мяса и слоновой кости досталось бы им, если бы слонов все-таки прикончили.

Ветеринар вскипятил воду в чайнике, распарил лицо горя­чим полотенцем и побрился. Потом в одиночестве позавтра­кал: выпил чай и съел тост с маслом. Нельзя сказать, что с про­довольствием в Маньчжурии проблем не было, хотя пока продуктов более-менее хватало, к счастью для ветеринара и его подопечных в зоопарке. Сокращение рациона животным, есте­ственно, не нравилось, однако по сравнению с зоопарками в самой Японии, где продовольствие подходило к концу, у них ситуация была значительно лучше. Что будет дальше — никому не известно, но пока и люди, и звери от голода не страдали.

638

Он подумал о жене и дочери. По расписанию, их поезд дол­жен подходить к Пусану. Там жил его двоюродный брат, слу­живший на железной дороге, и в ожидании транспорта, кото­рый доставит их в Японию, они поживут у него. Проснувшись и не увидев их рядом, ветеринар почувствовал, как пусто ста­ло вокруг, какая тоска без их веселых голосов на кухне, когда они готовят завтрак. Дом заполнила пустота. Это был уже дру­гой дом, не тот, который он любил, частью которого считал себя. И в то же время он испытывал какую-то странную ра­дость оттого, что его оставили в этой казенной квартире одно­го. Теперь он мог в полной мере ощутить на себе непоколеби­мую силу того, что называется судьбой.