Однако понять сущность Нобору Ватая оказалось не про­сто. Сказать по справедливости, в его «творчестве» ничего пло­хого не было. Статьи написаны довольно хорошо, логично, а некоторые — так и просто здорово. Умело подобранный фак­тический материал и даже кое-какие выводы. По сравнению с тем, как он писал раньше — наукообразно, напыщенно, — все стало гораздо проще и откровеннее. Во всяком случае, понят­но для таких людей, как я. Но за всей простотой и доброжела-

612

тельностью его писаний нельзя было не заметить эдакой над­менности, позы человека, который видит других насквозь. От таившейся в нем злой воли по спине бежал холодок. Но это было понятно мне — я знал, что он за тип, какой у него прон­зительный ледяной взгляд, какая манера разговаривать, а обыч­ному человеку и невдомек было, что скрывается за его слова­ми. Поэтому я старайся об этом не думать и лишь стремился понять ход мыслей в оказавшихся под рукой его статьях.

Но сколько я в них ни вчитывался, сколько ни пытался быть беспристрастным, разобраться в его политических взглядах так и не сумел. Каждый его довод в отдельности, сам по себе, ка­зался по-своему логичным и осмысленным, но стоило соеди­нить их вместе и задуматься, что же он, в конце концов, хотел сказать, как я оказывался в тупике. Суммировал детали, обоб­щал подробности, но цельная картина никак не складывалась. И вовсе не потому, что у него не хватало четких и ясных выво­дов. Выводы как раз были. Но он их скрывал. Нобору Ватая казался мне человеком, который, когда ему удобно или вы­годно, приоткрывает нужную дверцу и, высунувшись наружу, громогласно о чем-то заявляет, а потом, захлопнув дверцу, прячется обратно.

*

В одной из своих журнальных статей он написал, что совре­менный мир не может до бесконечности использовать поли­тику и другие искусственные силы, чтобы сдерживать ту раз­рушительную энергию, которую порождают гигантские раз­личия в уровне экономического развития разных регионов. В конце концов все это обрушится на миропорядок, как снеж­ная лавина, и все переменится.

«Если сбить обручи с этой бочки, в мире все перемешается, свалится в огромную общую кучу и международный язык мо­рали (назовем его "едиными принципами"), существовавший прежде как аксиома, перестанет или почти перестанет выпол­нять свою функцию. Сколько времени понадобится, чтобы из наступившей неразберихи выросли "единые принципы" но­вого поколения? Может статься, гораздо больше, чем многие

613

думают. Короче говоря, мы стоим перед лицом хаоса таких масштабов, что дух захватывает. Как только это произойдет, Япония окажется перед необходимостью коренного передела послевоенного политического и общественного устройства, духовных основ. Многое придется начинать сначала, будет масштабная перестройка — в политике, экономике, культуре. То, что раньше было ясно каждому, ни у кого не вызывало сомнений, утратит ясность, лишится первоначального смыс­ла. Конечно, в этом есть и шанс для нас — появится возмож­ность переделать Японию, государство. Однако, по иронии судьбы, в такой исключительный момент у нас не оказывается под рукой тех самых единых принципов, которые нужны как ориентиры в этой "перестройке". Столкнувшись с этим роко­вым парадоксом, мы замрем в оцепенении. Откуда же возник­ла ситуация, когда нам так стали нужны единые принципы? Из того простого факта, что эти принципы утрачены».

Вот к чему вкратце сводилось это довольно пространное сочинение.

Человек не в состоянии жить и работать вообще без всяких ориентиров, писал Нобору Ватая. Он нуждается по крайней мере во временной модели, заключающей в себе некие прин­ципы. Модель, которую может сейчас предложить Япония, — наверное, «эффективность».