Освещая себе дорогу и стараясь двигаться бесшумно, я напра­вился к двери. Правая рука сжимала биту. И тут снова засту­чали — два удара, пауза, опять два удара — на этот раз еще сильнее и резче. Я вжался в стену возле самой двери и, затаив дыхание, стал ждать.

Стук больше не повторялся, и в номере воцарилась полная тишина, будто ничего и не было. Однако я чувствовал, что за дверью кто-то есть. Он стоял так же, как и я, не дыша и на­прягая слух, пытаясь уловить чужое дыхание, биение сердца или движение мысли. Я как мог сдерживал дыхание, чтобы не вызвать ни малейшего колебания воздуха. Меня здесь нет, го­ворил я себе. Меня здесь нет, меня вообще нигде нет.

Замок открылся. Неизвестный двигался осторожно, растя­гивая движения. Сопровождавшие их звуки как бы дробились на мелкие бессмысленные осколки. Повернулась ручка, еле слышно скрипнули дверные петли. Сердце в груди колотилось все чаще. Я попытался как-то успокоить его, но ничего не вышло.

В комнату кто-то вошел, и воздух чуть всколыхнулся. Я весь сжался — все пять чувств обострились, чтобы ощутить при-

738

сутствие чужака: инородную смесь запахов теплой одежды, сдерживаемого дыхания и возбуждения, скрытого в молчании. А вдруг у него нож? Очень может быть. Сразу вспомнился яр­кий серебристый проблеск в темноте. Почти не дыша, прита­ившись, я еще сильнее стиснул биту в руках.

Войдя, неизвестный затворил дверь и повернул замок. Встав к двери спиной, он старался разглядеть в комнате хоть что-нибудь. Мои руки, крепко державшие биту, стали мокрыми от пота. Захотелось вытереть ладони о брюки, но любое лишнее движение могло оказаться роковым. Я вспомнил скульптуру птицы в саду заброшенного дома Мияваки и, чтобы не выдать своего присутствия, слился с ней в единое целое, перенесясь туда, в залитый слепящим солнечным светом летний сад, и устремив в небо неподвижный сердитый взгляд.

У вошедшего оказался с собой фонарь, и он включил его, разрезав узким прямым лучом темноту. Светил фонарик сла­бо. Видно, маленький, похожий на мой. Я ждал, когда неизве­стный пройдет со своим фонарем мимо, но он и не думал дви­гаться с места. Луч по очереди выхватывал предметы — вазу для цветов, серебряный поднос на столе (снова призывно блес­нувший по тьме), диван, торшер... Вот он прочертил линию у самого моего носа, выхватил кусочек пола в нескольких сан­тиметрах от моих ног. Как змея языком, облизал каждый уго­лок комнаты. Казалось, ожидание будет тянуться вечно. Страх и напряжение острой болью буравили мое сознание.

Все мысли в сторону, подумал я. И фантазии туда же. Как написал в своем письме лейтенант Мамия: «Из-за этих фанта­зий жизни можно лишиться».

В конце концов, луч фонарика начал медленно, очень мед­ленно продвигаться вперед. Похоже, неизвестный хотел пройти в заднюю комнату. Я еще сильнее сжал биту и вдруг заметил, что ладони сразу высохли — просто пересохли.

Незнакомец шагнул в мою сторону, потом еще раз, будто проверяя пол под ногами. Я задержал дыхание. Еще пара ша­гов — и он будет рядом. Два шага — и я смогу покончить с этим кошмаром. Но в этот момент свет погас, и тьма опять поглотила все вокруг. Он выключил фонарик. Я пытался зас­тавить голову работать в темноте быстрее, однако она не хоте-

739

ла слушаться. По телу пробежал незнакомый прежде холодок. Неужели он меня заметил?

«Шевелись, — сказал я себе. — Чего замер?» Попробовал отскочить влево, однако ноги не слушались, будто приросли к полу, как у птицы, что никак не могла оторваться от своего постамента. Я нагнулся и еле успел отклонить в левую сторо­ну непослушное тело. В этот миг что-то твердое и холодное, как сосулька, ударило меня в правое плечо и уперлось в кость.