Переправляться решили в три часа утра. Капрал Хонда снял с лошадей все снаряжение, отвел подальше и отпустил. Выры­ли глубокую яму, закопали лишние боеприпасы и провиант. Оставили только фляжки с водой, еды на один день, оружие и немного патронов. Если бы монгольские солдаты захвати­ли нас, мы все равно бы не отбились, сколько бы ни имели патронов: по огневой мощи они были сильнее во много раз. Покончив с делами, решили отсыпаться до назначенного часа. Следовало воспользоваться вынужденным отдыхом: прорвись мы через переправу, времени на сон, наверное, не нашлось бы. На часы первым стал Хонда, его должен был сменить Хамано.

Ямамото лег в палатке и тут же заснул. Похоже, все это вре­мя он вообще не спал. У изголовья лежала кожаная сумка, куда Ямамото положил свои важные бумаги. Скоро отключился и Хамано. Усталость одолевала, но нервное напряжение никак не давало уснуть. Спать хотелось смертельно, но я ничего не мог поделать. Представлялось, как мы убиваем монгольского часового, как пулемет поливает нас огнем на переправе... Нер­вы напряглись до предела. Ладони стали мокрыми от пота, ломило в висках. Сумею ли я в случае чего действовать, как

178

подобает офицеру? Я не был уверен. Выбравшись из палатки, направился к стоявшему на часах Хонде и присел рядом.

— Ну что, Хонда? Может, нам здесь умереть придется?

— Все может быть, — отозвался капрал.

Мы помолчали. Что-то мне не понравилось в этом его «все может быть». Был здесь оттенок какой-то неопределенности. С интуицией у меня не очень хорошо, но я все-таки понял, что за расплывчатым ответом Хонды что-то кроется, и решил выведать, что он имел в виду.

— Если тебе есть что сказать — выкладывай, не стесняйся, — сказал я. — Может, мы вообще в последний раз разговарива­ем. Отведи душу!

Плотно сжав губы, Хонда некоторое время поглаживал паль­цами песок у себя под ногами. Я видел, что в душе у него идет какая-то борьба.

— Господин лейтенант, — наконец заговорил он, глядя мне прямо в глаза. — Из нас четверых дольше всех проживете вы — и умрете в Японии. Жизнь ваша будет гораздо длиннее, чем сами думаете.

Теперь пришла моя очередь пристально посмотреть на кап­рала.

— Вы, наверное, сомневаетесь: откуда это может быть мне известно. Я и сам не могу объяснить. Просто знаю — и все.

— Это что же, наитие?

— Может, и так. Хотя это слово не совсем передает то, что я чувствую. Это слишком сильно сказано. Ведь я уже говорил: просто знаю. Вот так.

— У тебя давно такие способности?

— Давно, — четко проговорил Хонда. — Но с тех пор как себя помню, я скрывал это от других. А сейчас... это дело жиз­ни и смерти. Потом оно вас касается, вот я и сказал.

— А о других ты тоже знаешь? Он покачал головой.

— О чем-то догадываюсь, а о чем-то — нет. Однако вам, гос­подин лейтенант, наверное, лучше не знать об этом. Может, я слишком много на себя беру, рассуждая перед вами о таких важных вещах. Вы ведь университет окончили. Но на челове-

179

ческую судьбу надо оглядываться, когда жизнь прожита. Не надо забегать вперед. Я уже к этому в какой-то степени при­вык, а вы — нет.

— Ну, во всяком случае, я здесь не погибну? Хонда зачерпнул горсть песка под ногами и смотрел, как он с шуршанием сыплется между пальцами.

— Это я могу вам сказать. Здесь, в Китае, на материке, вы не умрете, господин лейтенант.

Мне хотелось продолжить разговор, но Хонда внезапно умолк. Казалось, он отключился, погрузившись в свои мыс­ли. Держа винтовку в руках, капрал вглядывался в дикую степь. Моих слов он больше не слышал.

Я вернулся в палатку за гребнем холма и лег рядом с Хамано. Закрыл глаза. Теперь сон пришел сразу. Глубокий сон, который, кажется, утянул меня за ноги на дно океана.

13. Долгий рассказ лейтенанта Мамия (часть 2)