Плечи покрывала похожая на опилки труха. Я снял свою шерстяную шапочку, запихал в карман пальто очки.

— Окада-сан? Вы? — сухо сказал Усикава, сосредоточив­шись, выпрямился, поправил очки и легонько кашлянул. — Какая встреча. В таком месте. Что же вы сегодня... э-э-э... туда не ходили?

Я молча покачал головой.

— Вот ведь как, — выдавил из себя Усикава. Судя по всему, вопросов ко мне у него не было.

В голосе Усикавы не чувствовалось знакомой мне твердо­сти. Говорил он с расстановкой, не частил, все его многосло­вие куда-то подевалось. Может, потому, что при дневном све­те из него энергия уходит? Или он и вправду устал? Мы стояли рядом, и я смотрел на Усикаву сверху вниз. Нависая над ним, я обратил внимание, что при хорошем освещении буфы на его голове становятся еще заметнее. Она напоминала мне фрукт, который перекормили удобрениями и забраковали, потому что он потерял форму. В голове промелькнула карти­на: кто-то хватает биту и одним ударом разбивает его вдребез­ги. Я вообразил, что это не плод, а череп Усикавы. Вообразил, сам того не желая, и теперь эта картинка отпечаталась в мозгу, стала четче и объемнее.

— Послушайте, у меня к вам есть разговор. Может, сойдем и посидим где-нибудь?

669

Усикава слегка нахмурился; видно было, что он колеблет­ся. Быстро поднял коротенькую толстую руку и посмотрел на часы.

— Э-э-э... Я бы тоже не прочь с вами потолковать. Не спе­ша. Честное слово. Но вот беда — мне сейчас надо в одно ме­стечко заехать. Неотложное дело, так сказать. Поэтому сегод­ня не получится. Давайте как-нибудь в другой раз. А?

Я мотнул головой.

— Совсем ненадолго, — проговорил я, пристально глядя на него. — Разговор много времени не займет. Вы очень заняты. Я понимаю. Однако «другого раза» может и не быть. Вам не кажется?

Усикава легонько кивал головой, будто разговаривая сам с собой, потом свернул в трубку журнал и засунул его в карман пальто. Секунд тридцать он высчитывал что-то в уме и нако­нец заявил:

— Ладно. Сойдем на следующей станции, выпьем кофейку и поболтаем. Полчасика у меня есть. А со срочным делом я как-нибудь вывернусь. Это судьба, что мы с вами встретились.

*

Мы сошли на станции Тамати и, выйдя на улицу, заглянули в первое же попавшееся на глаза кафе.

— Сказать по правде, я не собирался с вами больше встре­чаться, — начал Усикава, когда принесли кофе. — Ведь в ка­ком-то смысле наши дела уже кончились.

— Кончились?

— Дело в том, что я больше у Ватая-сэнсэя не работаю. Уже четыре дня как не работаю. Сам ему сказал, что ухожу, и он меня отпустил. Я уже давно собирался.

Сняв шапку и пальто, я положил их рядом на стул. В кафе было жарко, однако Усикава оставался в пальто.

— Вот оно что. То-то я вчера звонил вам в офис и никого не застал, — сказал я.

— Совершенно верно. Телефон отключили, офис закрыли. Когда уходишь, надо сразу все делать. Чего уж резину тянуть? Так что теперь я человек свободный. Выведен за штат, так ска-

670

зать, или, иначе выражаясь, — безработный, — говорил Усикава, улыбаясь, как всегда, одними губами. Глаза оставались холодными. Добавив в чашку сухие сливки и сахар, он поме­шал кофе ложечкой.

— Ну что, Окада-сан? Хотите, наверное, спросить у меня о Кумико? Где она? Чем занимается? Правильно я говорю? Я кивнул:

— Но сначала хотелось бы знать, почему вы ни с того ни с сего ушли от Нобору Ватая.

— Вам в самом деле это интересно?

— Интересно.

Отпив кофе, Усикава насупился и уставился мне прямо в глаза.

— Ага. Ну ладно, расскажу, раз вы хотите. Хотя ничего ин­тересного в этом нет. Вообще-то я с самого начала не соби­рался делить судьбу с сэнсэем, бегать за ним, как нитка за игол­кой. Я уже говорил вам: когда сэнсэй решил участвовать в выборах, к нему от дяди все-все перешло, весь «электораль­ный ресурс», как говорят. И я в той же куче оказался. Это было совсем неплохо. Если судить объективно, у Нобору-сан пер­спективы куда лучше, чем у его дядюшки, и при нем состо­ять — гораздо выгоднее. «Из него большой человек получит­ся, коли дела и дальше так пойдут», — думал я.