Полиция ведет поиск преступника, которому удалось скрыться. Его местонахождение неизвестно. — (Показали ра­ботающую на месте происшествия полицию, а потом — ожив­ленные улочки Акасаки.)

«Бейсбольная бита? Родимое пятно?» — пронеслось в голо­ве. Я закусил губу.

— Нобору Ватая — известный ученый-экономист новой волны и политический обозреватель. Весной этого года он был избран депутатом палаты представителей, пойдя по стопам своего дяди, господина Ёситака Ватая, и быстро получил при­знание как влиятельный молодой политик и полемист. Ему, новичку в парламенте, прочили большое будущее. Полиция отрабатывает две версии: речь идет о возможной связи этого преступления с политикой и о личной неприязни или мести. Повторяем последнюю главную новость: сегодня, близко к полудню, совершено нападение на депутата палаты предста­вителей Нобору Ватая. Он доставлен в больницу с тяжелой травмой головы, которую ему нанес бейсбольной битой хули­ган. Никаких подробностей о его состоянии пока не сообща­ют. А теперь к другим новостям...

Телевизор будто кто-то выключил. Голос диктора прервал­ся, и в вестибюле все смолкло. Напряжение спало, люди, си-

721

девшие перед телевизором, немного расслабились. Осталось впечатление, что они специально собрались здесь, чтобы ус­лышать это сообщение о Нобору Ватая. Даже когда телевизор отключился, никто не поднялся с места. Никто не вздохнул, не кашлянул — вообще не издал ни звука.

Кто же заехал битой Нобору Ватая? По описанию, преступ­ник — вылитый я. Темно-синее полупальто, темно-синяя шер­стяная шапка, солнечные очки. Пятно на лице. Рост, возраст... И бейсбольная бита. Я все время держал свою биту в колодце, а теперь она куда-то исчезла. Если Нобору Ватая проломили голову той самой битой, значит, кто-то специально утащил ее для этого из колодца.

В этот момент одна из смотревших телевизор женщин — худая, с рыбьими скулами — вдруг обернулась и взглянула на меня. Белые сережки были продеты в самую середину длин­ных мочек. Развернувшись в мою сторону, она смотрела не отрываясь. Взгляды наши встретились, но ее глаза все про­должали меня буравить; лицо словно застыло. Сидевший ря­дом с ней лысый мужчина, ростом и фигурой напоминавший хозяина химчистки у нас на станции, будто проследив за ее взглядом, тоже вытаращился на меня. Следом один за другим уставились и остальные — словно наконец-то заметили, что я сижу тут, с ними. Под их пристальными взглядами я не мог не думать, что все сходится: темно-синее полупальто, такая же шапочка, рост — 175 см, возраст — тридцать с небольшим. И справа на лице родимое пятно. Они, наверное, откуда-то уз­нали, что я довожусь Нобору Ватая шурином и не питаю к нему теплых чувств (или даже ненавижу). По глазам было вид­но. Не зная, что дальше делать, я крепко вцепился в подло­котник. Не бил я его битой, не такой я человек, да и биты у меня больше нет. Но они мне не поверят. Они дословно верят тому, что говорят по телевизору.

Я медленно встал со стула и направился к коридору, кото­рый привел меня в вестибюль. Надо поскорее отсюда убирать­ся. На радушный прием тут явно рассчитывать не приходится. Отойдя немного, я оглянулся и заметил, что несколько чело­век поднялись и направились за мной. Я прибавил ходу, спе-

722

ша через вестибюль к коридору. Быстрее, обратно в 208-й но­мер! Во рту пересохло.

Едва я миновал вестибюль и оказался в коридоре, как во всем отеле беззвучно погас свет. Кромешная тьма свалилась без вся­кого предупреждения, словно от одного сильного удара топора откуда-то сверху обрушился тяжелый черный занавес. За спи­ной, совсем рядом, гораздо ближе, чем я мог подумать, разда­лись возгласы, в которых звенела твердокаменная ненависть.