Птица больше не кричала. Пряталась в умытых лунным све­том ветвях сосны и молчала как рыба. Порыв неприятного холодного ветра проник в комнату, будто предупреждая маль­чика о чем-то. Он поежился и закрыл окно. Эта птица — не то что воробей или голубь — просто так людям не показывается. Мальчик читал в энциклопедии, что ночные птицы почти все — умные и осторожные. «Она знает, наверное, что я ее высматриваю, поэтому все равно не покажется, сколько ни жди». Мальчик раздумывал, идти ему в туалет или нет. Туда вел длинный темный коридор. Нет, лучше опять забраться в кровать и уснуть. А в туалет можно и до утра потерпеть.

Мальчик выключил свет и закрыл глаза, но сидевшая на сосне птица не давала ему покоя, и он никак не мог уснуть. Лампа не горела, но с улицы струился лунный свет, точно ма­нил куда-то. Тут заводная птица опять закричала, и мальчик сразу же выпрыгнул из кровати. На этот раз зажигать лампу он не стал — только накинул на пижаму кофту и влез на при­двинутый к окну стул. Отогнув занавеску совсем чуть-чуть, мальчик через щелку посмотрел туда, где стояла сосна. «Уж так птица не догадается, что я за ней подсматриваю».

460

*

Теперь мальчик увидел две человеческие фигуры и невольно замер, не дыша. Двое мужчин, словно темные тени, сидели на корточках под сосной. Оба были в черном. Один — с непо­крытой головой, на другом — какая-то мягкая кепка с козырь­ком. «Зачем незнакомые люди поздно ночью забрались в наш сад? Почему на них собака не залаяла? — снова удивился маль­чик. — Может быть, надо сейчас же сказать родителям?» Но любопытство не отпускало его от окна. Очень хотелось по­смотреть, что делают в саду эти люди.

Тут, словно спохватившись, с дерева заголосила Заводная Птица. Кр-р-р-ри-и-и... Но незнакомцы не обратили никакого внимания на этот крик, повторившийся несколько раз. Не под­няли голов, не пошевелились, а продолжали тихо сидеть на кор­точках друг против друга и, похоже, едва слышно что-то обсуж­дали. Ветки заслоняли свет луны, и поэтому различить их лиц мальчик не мог. Вскоре мужчины как будто договорились и од­новременно встали. Один был сантиметров на двадцать выше другого. Оба тощие, на высоком (это на нем была кепка) — длин­ное пальто. На низеньком одежда сидела поскладнее.

Коротышка подошел к сосне и стал смотреть вверх, на ма­кушку. Потом начал поглаживать ствол, похлопывать по нему обеими руками, точно проверяя, — и вдруг обхватил и легко, без всяких усилий (во всяком случае, так показалось мальчи­ку), полез наверх. «Прямо как циркач», — подумал мальчик. Ему было известно, как нелегко карабкаться по сосне. Ствол гладкий, скользкий, и почти до самого верха ухватиться не за что. Мальчик знал росшую в саду сосну хорошо, как друга. Зачем этому человеку понадобилось ночью лезть на дерево? Он что — хочет Заводную Птицу поймать?

Долговязый стоял под деревом и не отрываясь смотрел вверх. Наконец, коротышка исчез из виду, но по шуршанию сосновой хвои было ясно, что он продолжает подъем. Завод­ная Птица наверняка услышит его и тут же улетит. Как ни ловко коротышка лазил по деревьям, птицу так просто не пой­маешь. Хотя, если повезет, подумал мальчик, может, хоть кра­ешком глаза удастся увидеть, как она вспорхнет с сосны. Зата-

461

ив дыхание, он ждал, что сейчас услышит шум крыльев. Ждал, но так и не дождался. И птица больше не кричала.

*

Долго стояла полная тишина, не было заметно никакого дви­жения. Все вокруг купалось в неестественно серебристом лун­ном свете, и сад напоминал неожиданно обнажившееся сколь­зкое дно моря. Как завороженный, мальчик не шевелился и не сводил глаз с сосны и стоявшего под ней долговязого. От дыхания запотело оконное стекло. На дворе, наверное, холод­но. Долговязый, уперев руки в бока, пристально вглядывался вверх. Стоял не двигаясь, словно окоченел. Должно быть, вол­новался за коротышку, ждал, чтобы тот поскорее закончил свои дела и слез с сосны. Понятно, почему он волновался: спускаться с высокого дерева труднее, чем лезть наверх.