С каждым годом успехи становились все внушительнее. Талант и энергию Мускатного Ореха оценили не только в ее фирме — на нее стали обращать внимание в кругах, связан­ных с высокой модой. Закрытый мир моды, проникнуть в ко­торый дано не каждому, в каком-то смысле устроен справед­ливо — в нем правит конкуренция. Способности модельера определяет одно — сколько заказов на свои модели он полу­чает. А это выражается в конкретных цифрах, по которым лег­ко понять, кто выиграл, а кто проиграл. Мускатный Орех ни с кем не соперничала, однако ее успехов не мог отрицать никто.

Почти до тридцати лет она работала с полной отдачей, по­знакомившись за эти годы с множеством людей. У нее было несколько романов, скоротечных и несерьезных. Ее не очень тянуло к людям, голову заполняли идеи и образы, и модели одежды вызывали у нее более живые чувства, чем сами люди.

Но в 27 лет на новогоднем вечере, куда собрался весь бо­монд мира моды, ее познакомили со странным на вид челове­ком. Правильные черты лица, но дико всклокоченные воло­сы, острый, как каменный топор, подбородок и такой же нос. Его облик больше подошел бы какому-нибудь фанатичному проповеднику, нежели кутюрье. Он был на год моложе Мус­катного Ореха — тонкий, как проволока, с глубокими, бездон-

589

ными глазами, которые так грозно косились на окружающих, будто имели цель испортить им настроение. Однако Мускат­ный Орех увидела в них свое отражение. В то время она была растущим, еще мало известным модельером, и раньше они никогда не встречались. Впрочем, кое-что о нем ей приходи­лось слышать. Говорили о его редкостном таланте, но в то же время за ним закрепилась репутация человека высокомерно­го, своенравного, готового в любой момент завязать ссору, человека, которого мало кто любил.

— Мы были с ним похожи. И он, и я родились на материке. Его, как и меня, после войны вывезли морем в Японию, толь­ко из Кореи, почти без всего. Его отец служил в армии, и их семья испытала в послевоенные годы настоящую нужду. Мать умерла от тифа, когда он был совсем маленьким, и потому, верно, у него появился такой интерес к женской одежде. Че­ловек несомненно талантливый, он совершенно не умел уст­раиваться в жизни. Даже с людьми говорить было ему в тя­гость. Создавал наряды для женщин, но в их присутствии моментально краснел и превращался в грубияна. Короче го­воря, мы с ним напоминали отбившихся от стада животных.

Через год, в 1963 году, они поженились, а еще через год (в Токио тогда проходили Олимпийские игры), весной, родился ребенок. Корица. «Неужели Корица — его настоящее имя?» Как только он появился на свет, Мускатный Орех вызвала мать, чтобы та ухаживала за мальчиком. У нее самой не было време­ни смотреть за малышом, все съедала работа, продолжавшая­ся с утра до позднего вечера. Так что Корицу растила главным образом бабушка.

*

Мускатный Орех не знала, любила ли она по-настоящему мужа как мужчину. Объективно оценить этого она не могла. О муже можно было сказать то же самое. Они встретились случайно, на волне общей страсти к моде, но, несмотря на это, первые десять лет, прожитые вместе, оказались плодотворными для обоих. Сразу после свадьбы супруги ушли из фирм, где рабо­тали, и открыли собственное ателье. Помещалось оно в райо-

590

не Аояма, в стороне от главного проспекта, в тесноватой ком­натке окнами на запад, в небольшом здании в несколько эта­жей. Из-за плохой вентиляции и отсутствия кондиционера летом в ателье стояла страшная духота, даже карандаш в руках не держался, выскальзывал из мокрых от пота пальцев. Не все, конечно, получалось гладко — особенно поначалу. И Мус­катный Орех, и ее муж были почти начисто лишены деловой сметки, их легко обманывали непорядочные партнеры; из-за незнания законов, по которым жил мир моды, его обычаев, заказы уходили к другим, они делали невероятные элементар­ные ошибки и никак не могли встать на ноги. Долги росли, и однажды дело дошло до того, что супруги всерьез стали поду­мывать о том, чтобы пуститься в бега.