Ступки казались мне абсолютно естественными. Хотя, по всей видимости, тогда я была не я. А что еще мне остается думать? Но правда ли это? Так ли это на самом деле? Неужели все так просто? Но кто же тогда настоящая я? И где гарантия, что это письмо пишет "настоящая я"? У меня не было и нет твердой уверенности в том, что я — это я.

*

Ты часто мне снишься. Сон очень четкий, все в нем связано одно с другим; ты все время отчаянно меня ищешь. Мы нахо­димся в каком-то лабиринте, и ты где-то совсем рядом со мной. "Ну, еще чуть-чуть! Я здесь!" — хочу громко закричать я. Сто­ит тебе добраться до меня и крепко прижать к себе, как кош­мару придет конец и все вернется на круги своя. Но я никак не могу издать этот крик, как бы ни старалась. В темноте ты не замечаешь меня, проходишь мимо и пропадаешь куда-то. Сон всегда один и тот же, однако он поддерживает меня, под­бадривает. Я хотя бы не потеряла способность видеть сны. Брату оказалось не под силу лишить меня этой способности. Я чувствовала, как ты изо всех сил стараешься приблизиться ко мне, надеялась, что ты сумеешь отыскать меня, обнимешь крепко, стряхнешь прилипшую ко мне грязь и навсегда выз­волишь меня из этого плена. Думала: может быть, ты снимешь с меня проклятие и поставишь пломбу — чтобы настоящая я больше никуда не ушла. Благодаря этому я могла поддержи­вать в холодном, лишенном выхода мраке слабый огонек на­дежды, сохранять свой еле слышный голос.

*

Сегодня после обеда я получила пароль доступа к этому ком­пьютеру. Кто-то прислал его экспресс-почтой. С паролем я смогу отправить тебе это сообщение с компьютера в офисе брата. Надеюсь, оно дойдет до тебя.

*

Времени больше нет. Такси ждет на улице. Я еду в больницу, чтобы убить своего брата и понести наказание. Странно, но я

759

больше не испытываю к нему ненависти. Просто спокойно размышляю о том, что мне нужно вычеркнуть его из списка живущих на этом свете. Я должна это сделать — и ради него самого в том числе. Сделать во что бы то ни стало, чтобы жизнь моя приобрела смысл.

Присматривай за котом. Как я рада, что он вернулся! Мак­рель! Здорово ты его назвал. Ведь он — вроде нашего символа, знак того доброго, что было между мною и тобой. Не надо было нам терять его тогда.

*

Больше писать не могу. До свидания».

41. До свидания

— Жаль, что я не могу показать тебе своих уток, Заводная Птица. — В голосе Мэй Касахары звучало неподдельное со­жаление.

Мы сидели у пруда, глядя на покрывший его толстым сло­ем белый лед. Пруд был большой, и его ледяное зеркало сплошь исчиркали лезвия коньков. Дело было после обеда, в поне­дельник. Мэй специально для меня взяла отгул. Я собирался приехать в воскресенье, но из-за аварии на железной дороге задержался на день. Мэй куталась в подбитое мехом пальто, на голове — ярко-голубая шерстяная шапочка с вышитым бе­лой шерстью геометрическим узором и круглым помпоном на макушке. Она связала ее сама и обещала к следующей зиме сделать такую же и для меня. Щеки ее раскраснелись, глаза были ясные и прозрачные, как воздух. Я порадовался за нее: девчонке семнадцать, и у нее все впереди.

— Пруд замерз, и утиная братия в полном составе переко­чевала куда-то. Тебе бы они обязательно понравились, Завод­ная Птица. Приезжай сюда опять весной. Я вас познакомлю.

Я улыбнулся. Мое байковое пальто грело слабо, шея до са­мых щек была обмотана шарфом, руки прятались в карманах. В лесу холод пробирал до костей. Земля была покрыта панци­рем из слежавшегося снега, и кроссовки забавно скользили по

761

нему. Надо было купить специальные ботинки на нескользя­щей подошве.

— Значит, ты собираешься еще здесь побыть? — спросил я.

— Да, наверное. Пройдет время, и может, меня опять в шко­лу потянет. Или нет. А то возьму и замуж за кого-нибудь вый­ду... Но это вряд ли. — Мэй рассмеялась, изо рта у нее вырва­лось облачко белого пара. — Все равно, поживу здесь еще немного. Мне надо время, чтобы подумать. О том, что хочу, куда хочу поехать. Надо не спеша все обдумать.