В Мукдене Ёситака Ватая познакомился с Кандзи Исиварой*, и они вдвоем пили всю ночь напролет. Исивара, иско­лесивший Китай вдоль и поперек, убедительно и горячо дока­зывал, что тотальная война с Советским Союзом неизбежна и ключ к победе лежит в укреплении тыла или, иначе говоря, в быстрой индустриализации созданного недавно Маньчжоу-го и в переводе местной экономики на самообеспечение. Чтобы организовать сельское хозяйство, животноводство, поднять их продуктивность, надо переселять в Маньчжоу-го японских крестьян. Не следует превращать Маньчжоу-го в еще одну ко­лонию на манер Кореи и Тайваня, говорил он. Маньчжоу-го должно стать прообразом азиатского государства нового типа.

* Один из идеологов японского национализма, способствовавший в 1930-е гг. распространению агрессивных устремлений среди офицеров японской армии.

616

В то же время Исивара целиком отдавал себе отчет в том, что в конечном счете Маньчжоу-го предстоит сыграть роль базы тыловой поддержки в войне против Советского Союза, а по­том — и против Англии и Америки. Он считал, что в Азии толь­ко Япония способна воевать с Западом (у Исивары был даже специальный термин — «последняя война»), а другие страны обязаны ей помогать во имя собственного освобождения от гнета западных держав. Ни один офицер императорской ар­мии не относился с таким интересом к вопросам тылового обеспечения и не обладал такой эрудицией, как Исивара. Боль­шинство военных не воспринимали тыловую науку всерьез, считали ее «немужественной». Они считали, что солдат Импе­ратора должен отважно сражаться, не думая о себе, даже если он плохо одет, обут, вооружен. Настоящая воинская доб­лесть — в победе над сильным противником, который превос­ходит тебя числом и вооружением. Атаковать врага стреми­тельно и преследовать, оставляя обоз далеко позади, — только так можно заслужить славу. Высококлассному технократу, ка­ким был дядя Нобору Ватая, такая философия представлялась полной чепухой. Он считал, что начинать длительную войну без тыловой поддержки равносильно самоубийству. Сталинс­кая пятилетка интенсивного экономического развития позво­лила Советскому Союзу резко усилить и модернизировать свою военную машину. Пять кровавых лет Первой мировой войны не оставили камня на камне от ценностей старого мира, меха­низированная война в корне изменила существовавшие в Ев­ропе представления о стратегии и роли тыла. Пожив в Берли­не, где он два года проработал военным атташе, Ёситака Ватая очень хорошо это понял, однако у большей части японских военных отрезвление от победы в русско-японской войне еще не наступило.

На родину Ёситака Ватая вернулся убежденным поклонни­ком четкой логики и мировоззрения Исивары, его харизмати­ческой личности. Они продолжали дружить и после возвра­щения Ватая-старшего в Японию. Ватая даже не раз навещал Исивару в Майдзуру, куда того через несколько лет перевели из Маньчжурии командиром крепости. Приехав из Маньчжу-

617

рии, Ватая тут же представил в штаб скрупулезный отчет о разведении овец в Маньчжоу-го и переработке шерсти, кото­рый получил высокую оценку. Однако 1939 год принес болез­ненное поражение у Номонхана, американцы и англичане ужесточили экономические санкции против Японии, и воен­ное командование все чаще стало бросать взгляды на юг; груп­па, готовившая войну с СССР, сама собой распалась, но ее доклад и содержавшийся в нем вывод, что «при нынешнем уровне оснащенности войск воевать зимой с Советской армией невозможно», сыграли свою роль в том, что военные действия у Номонхана быстро, уже в начале осени, закончились и не переросли в большую войну. Как только задули осенние вет­ры, «дайхон'эй»*, всегда дороживший престижем армии, вдруг на удивление легко все бросил, и после дипломатических пе­реговоров Япония уступила монгольским и советским войс­кам часть бесплодной степи Хулунбуир.