В по­рядке эксперимента я как-то сдвинул стоявшие на шкафу часы на пару сантиметров влево, и на следующее утро Корица пере­двинул их вправо на те же два сантиметра.

При всем том Корица не производил впечатления человека с отклонениями. Что бы он ни делал, все выглядело естественным и правильным. Может, у него в голове запечатлелась живая кар­тина того, как должен быть устроен этот мир, или, по крайней мере, здешний мирок, и поддерживать его в таком состоянии было для него так же естественно, как дышать. Или он лишь чуть по­могал ходу вещей, когда мир охватывало страстное и непреходя­щее желание вернуться к своей первозданной форме?

553

Поместив приготовленную еду в холодильник, Корица со­общил мне, что будет на обед. Я поблагодарил. Затем, подой­дя к зеркалу, он поправил галстук, проверил сорочку и надел пиджак. Чуть улыбнувшись, шевельнул губами: «До свидания». Оглядевшись вокруг напоследок, вышел через парадный вход. Сел в «мерседес», вставил в магнитофон кассету с классикой, нажал на кнопку пульта дистанционного управления. Ворота распахнулись, и машина, описав такую же дугу, как при въез­де, выехала со двора. Ворота за ней закрылись. С чашкой кофе в руке я смотрел во двор через щель в занавеске. Птицы боль­ше не кричали так громко. Ветер гнал рваные низкие тучи, небо над ними затягивал другой, плотный слой облачности.

*

Из кухни, сидя перед стоявшей на столе чашкой, я обводил глазами комнату, где Корица навел замечательный порядок. Она напоминала большой натюрморт в трехмерном изобра­жении. Тишину нарушало только тиканье настольных часов. Стрелки показывали двадцать минут одиннадцатого. Глядя на стул, на котором только что сидел Корица, я снова спросил себя: а верно ли я поступил, не рассказав им о визите Усикавы накануне вечером. Правильно я сделал или нет? Не подорвет ли это своего рода доверие, установившееся у меня с Корицей и Мускатным Орехом?

Но мне хотелось немного посмотреть, как будут развиваться события дальше. Узнать, что в моих действиях вызвало такое раздражение у Нобору Ватая и почему. На какой хвост я ему наступил? Какие контрмеры он собирается принять? Может, мне удастся хоть немного приблизиться к его тайне, если я най­ду ответ на эти вопросы. И к тому месту, где находится Кумико.

Стрелки часов (тех самых, что Корица вернул на место, пе­редвинув на два сантиметра вправо) уже почти подобрались к одиннадцати. Я вышел в сад, чтобы спуститься в колодец.

*

— Когда Корица был еще маленький, я рассказала ему о под­водной лодке и зоопарке. О том, что я видела в августе 45-го с палубы транспорта. О том, как японские солдаты расстрели-

554

вали зверей в зоопарке, где работал отец, пока американская подлодка нацеливала пушку на наше судно, чтобы его пото­пить. Я долго никому не рассказывала эту историю, держала в себе. Молча блуждала в мрачном лабиринте между иллюзией и реальностью. Но когда родился Корица, я поняла, что он единственный, кому я смогу это поведать. Он еще не понимал слов, а я уже начала ему рассказывать, снова и снова переда­вая полушепотом подробности того, что тогда произошло, и эти картины живо вставали передо мной, как будто я откры­вала крышку и выпускала их наружу.

Когда Корица стал понимать речь, он все настойчивее про­сил меня еще и еще рассказывать об этом. Я повторяла эту ис­торию сто, двести, а может, и пятьсот раз. Но не просто повто­ряла одно и то же. Корицу интересовали включенные в мой рассказ маленькие истории. Мальчик хотел знать и о других вет­вях дерева. Мы то и дело уходили в разные стороны, и я все говорила, говорила... Моя история разрасталась все больше и больше.