Вечером, полдесятого, зазвонил телефон. После двух звонков смолк, чуть погодя снова ожил. Я вспомнил, что так должен звонить Усикава.

— Алло! — послышался в трубке его голос. — Добрый ве­чер, Окада-сан. Усикава говорит. Я тут от вас недалеко. Нельзя ли к вам сейчас заглянуть? Знаю, что поздно, но есть один личный разговорчик. Ну как? Дело касается Кумико-сан. Я по­думал, что вам, наверное, интересно...

Слушая Усикаву, я представил его лицо на другом конце линии. Довольная кривая ухмылка, как бы говорящая: «По­пробуй только отказаться!», отвратительные оскаленные зубы. И он был прав — отказаться я не мог.

*

Усикава явился ровно через десять минут. На нем была та же самая одежда, что три дня назад. А может, и не та, хотя и костюм, и рубашка, и галстук — все было точно такое же. Все несвежее, жеваное, сидело кое-как. Глядя на Усикаву, каза­лось, будто на его жалкий наряд по несправедливости взвали-

562

ли все тяготы и невзгоды бренной жизни. Если бы существо­вало что-то вроде реинкарнации и в следующей жизни мне гарантировали необыкновенные почести в обмен на то, чтобы я на время принял облик его одежды, я бы отказался. Изви­нившись, Усикава открыл холодильник и извлек оттуда бу­тылку пива. Проверив, хорошо ли она охладилась, наполнил стоявший рядом стакан. Мы сели в кухне за столом друг про­тив друга.

— Для экономии времени сразу без лишних разговоров пе­рехожу к делу, — начал Усикава. — Не хотите ли с Кумико-сан пообщаться? Напрямую. Вдвоем. Ведь вам давно этого хочется. Так ведь, Окада-сан? Правильно?

Я задумался. Или взял короткую паузу, сделав вид, что ду­маю.

— Разумеется, хочу, если это возможно.

— Ничего невозможного нет, — спокойно проговорил Уси­кава, кивнув головой.

— Но если вы ставите какие-то условия...

— Никаких условий, — бросил Усикава и отхлебнул пива из стакана. — Но сегодня я к вам с новым предложением. По­слушайте, что я скажу, и подумайте хорошенько. Это не имеет никакого отношения к тому, будете вы говорить с Кумико-сан или нет.

Я смотрел на него и молчал.

— Ну что же? Начнем, пожалуй. Окада-сан, вы арендуете участок у некой фирмы. Так? Тот самый, где «дом с повешен­ными». Каждый месяц платите за него порядочную сумму. Но это не обычная аренда, а специальная — с возможностью пос­ледующей покупки. Так? Договор, естественно, никому не показывают, поэтому ваше имя нигде не фигурирует. В этом и хитрость. А на самом деле вы, Окада-сан, фактический владе­лец участка, и арендная плата, которую вы вносите, — то же самое, что погашение ссуды. Всего вы должны заплатить, дай бог памяти, вместе с домом что-то около восьмидесяти мил­лионов. Будете расплачиваться в нынешнем темпе — земля и дом станут вашими меньше чем через два года. Как замеча­тельно! Вот это скорость! Я восхищен!

563

Усикава взглянул на меня, словно дожидаясь подтвержде­ния своих слов.

Однако я промолчал.

— Не спрашивайте, пожалуйста, откуда мне все это извест­но. Было бы желание. Если покопаться как следует, все, что угодно, можно раскопать. Надо только знать, как это делает­ся. И я примерно представляю, кто стоит за этой подставной фирмой. Вот тут уж пришлось повозиться, изрядно порыскать. Это все равно что угнанную машину разыскивать — ее уже перекрасили, заменили шины и сиденья, перебили номер дви­гателя. Все продумано очень здорово. Сразу видно — профес­сиональная работа. Но все равно: сейчас я в общем разобрал­ся, что к чему. А вот вы скорее всего не в курсе, Окада-сан. Не знаете, верно, даже кому деньги отдаете?

— У денег нет имени, — ответил я. Усикава рассмеялся.

— Совершенно верно. Это вы хорошо сказали: «У денег нет имени». Золотые слова! Я, пожалуй, запишу. Однако, Окада-сан, не всегда все гладко выходит. Возьмем, к примеру, нало­говое управление. Не больно сообразительный там народ, я вам скажу. Налоги сдирают только с тех, кто у них записан. А кто не записан, того норовят насильно записать. И не про­сто записать, а еще и номер присвоить. Никаких эмоций, все тихо, спокойно.