Все знают, что цифра­ми можно манипулировать как угодно. Однако тактика Нобо­ру Ватая была столь изощренной, что люди в большинстве своем просто не могли разглядеть этой опасности.

Его ловкие приемы выводили меня из себя, но я был не в состоянии четко объяснить другим, что меня не устраивало, привести свои аргументы. Это напоминало боксерский поеди­нок с бестелесным призраком: все удары, не находя веществен­ной цели, лишь рассекают воздух. Меня изумляло и необык­новенно раздражало то, что на агитацию Нобору Ватая поддавались даже искушенные интеллектуалы.

Так Нобору Ватая завоевал репутацию одного из наиболее ярких представителей мыслящей элиты. Последовательность, похоже, никого больше не волновала. Всех интересовали толь­ко разворачивающиеся на телеэкране бои интеллектуальных гладиаторов, и чем краснее была проливаемая ими кровь, тем лучше. А если один и тот же человек в понедельник говорит одно, а в четверг — прямо противоположное, это не имеет ни­какого значения.

*

Нобору Ватая я впервые увидел, когда мы с Кумико решили пожениться. Я думал поговорить с ним до встречи с будущим

93

тестем. Все-таки мы с ним почти одного возраста, и у меня была надежда, что такой разговор поможет делу.

— Думаю, тебе не следует на него рассчитывать, — почему-то сконфузившись, проговорила Кумико. — Как бы тебе ска­зать... Просто он не тот человек.

— Но ведь рано или поздно все равно придется с ним встре­чаться.

— Да, конечно.

— Тогда надо попробовать. Это как в любом деле — толком не поймешь, пока не попробуешь.

— Ну хорошо.

Я позвонил Нобору Ватая, и он принял мое предложение о встрече без особого энтузиазма. Но если вы настаиваете, ска­зал он, могу уделить вам полчаса. Мы договорились встретить­ся в кафе у станции Отяномидзу. Тогда он был всего лишь ассистентом в университете, его книга еще не написана, и выглядел он весьма скромно. Карманы его куртки оттопыри­вались, наверное, из-за привычки подолгу держать в них руки; волосы не мешало бы постричь еще пару недель назад. Гор­чичного цвета тенниска совсем не шла к сине-серому твидо­вому пиджаку. Он имел вид типичного молодого безденежно­го ассистента, каких можно встретить в каждом университете. У него были сонные глаза человека, который только что выб­рался из библиотеки после целого дня занятий; однако, при­смотревшись, в глубине этих глаз можно было увидеть прони­зывающий холодный свет.

Представившись, я сказал, что в ближайшее время собира­юсь жениться на Кумико, и попытался объяснить все честно. Что работаю сейчас в юридической фирме, но это дело не по мне. Что пока ищу себя. Может быть, для такого человека, как я, женитьба и выглядит безрассудством, но я люблю его сест­ру и думаю, что смогу сделать ее счастливой. Что мы с Кумико будем поддерживать и придавать силы друг другу.

Однако мои слова, похоже, не встретили у него понимания. Он сидел, сложив руки, и безмолвно выслушивал мои открове­ния. Даже когда я кончил говорить, он еще какое-то время ос­тавался неподвижен и, казалось, размышлял о чем-то другом.

94

С самого начала мне было страшно неловко в его присут­ствии. Сперва я пытался объяснить этот дискомфорт деликат­ностью момента. Правда, когда видишь человека впервые и вдруг говоришь ему, что хочешь жениться на его сестре, поне­воле почувствуешь себя не в своей тарелке. Но в случае с Нобору Ватая, пока мы сидели друг против друга, неловкость испод­воль переросла в неприязнь. Чувство было такое, будто на самом дне желудка постепенно вызревает и воняет кислятиной какое-то чужеродное тело. Меня раздражали в нем не слова, не пове­дение, а лицо. Я сразу почувствовал, что лицо этого человека скрыто за какой-то маской. Что-то здесь не так. Я не мог изба­виться от ощущения, что это не настоящее его лицо.