Засосав в легкие необходимую дозу никотина, коротышка облегченно вздохнул, то ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся как-то странно и снова заговорил:

— Ой! Да, я же забыл представиться. Прошу прощения. Усикава. Два иероглифа: «уси», который «бык», и «река». Легко запомнить, правда? Все зовут меня Уси: «Эй, Уси!» Интерес­ная штука: чем чаще это слышу, тем больше мне кажется, что я и вправду бык. Увижу где-нибудь быка — прямо родствен­ную душу чувствую. Чудная штука, эти имена. Вам не кажет­ся, Окада-сан? Вот у вас имечко что надо — «холм» и «поле». Я иногда думаю: хорошо бы и мне что-нибудь в этом роде, поприличнее, но вот беда — имена ведь не выбирают. Родился на этот свет Усикавой — всё: нравится или не нравится — так Усикавой на всю жизнь и останешься. С самого детского сада: «Уси, Уси...» Ну что ж поделаешь? Если человека зовут Усикава, как же его еще звать? Так ведь? Считается, что имя часто говорит о характере, а может, наоборот — кого этим именем назвали, тот все больше и больше на него походит. Так что фамилия моя Усикава. Можете Уси называть, я не против.

Я сходил на кухню, открыл холодильник и вернулся с бу­тылкой пива. Усикаве ничего предлагать не стал — я его не приглашая, в конце концов. Ничего не говоря, пил пиво пря­мо из бутылки, он тоже молчал и глубоко затягивался сигаре­той. Я не стал садиться напротив коротышки на стул — так и остался стоять, прислонившись к подпорке, и глядел на него сверху вниз. Наконец, он потушил окурок в банке от кошачь­его корма и поднял на меня глаза.

— Вы, Окада-сан, надо полагать, хотели бы знать, как я ока­зался в этом доме. Разве не так? Ведь вы же заперли дверь на ключ, когда уходили. Дверь действительно была заперта. Но

538

есть одно «но». У меня ключик имеется. Самый настоящий ключ. Да вот он. Смотрите.

Усикава сунул руку в карман пиджака и, вытащив висев­ший на ремешке ключ, продемонстрировал мне. Похоже, ключ в самом деле от нашего дома. Но мое внимание привлек не ключ, а ремешок. У Кумико был точно такой же. Простень­кий, кожаный, зеленый, с особым металлическим колечком.

— Настоящий. Вы же сами видите. И ремешок — вашей жены. Я хочу, чтобы не было никаких недоразумений: мне его ваша жена дала, Кумико. Сама. Не подумайте, что украл или отобрал.

— Где Кумико? — спросил я и не узнал своего голоса. Усикава снял очки, посмотрел сквозь них, будто хотел про­верить, не запотели ли стекла, и снова нацепил их на нос.

— Я знаю, где она. Вообще-то я за ней присматриваю.

— Присматриваете?

— Ой, да что вы! Я ничего такого не имел в виду. Будьте спокойны, — рассмеялся Усикава. При этом все лицо его за­ходило ходуном, очки съехали набок. — Не смотрите на меня так. Я помогаю Кумико-сан кое в чем, только и всего. Работа у меня такая. Поди-принеси, мелочи разные... Так, вроде маль­чика на побегушках. Ведь жена ваша из дома не выходит.

— Не выходит? — снова, как попугай, повторил я за ним. Чуть замявшись, человечек быстро облизал губы.

— Может, вы не в курсе. Ничего страшного. Но я не знаю: то ли она не может выходить, то ли не хочет. Вам, верно, хо­чется знать, но меня, пожалуйста, не спрашивайте. Я толком ничего не знаю. Хотя чего вам беспокоиться? Никто ее сил­ком не держит. Это вам не в кино и не в книжке какой-ни­будь. У нас такого не бывает.

Я аккуратно поставил пивную бутылку на пол.

— Ладно! Зачем вы сюда явились?

Усикава отбил ладонями барабанную дробь на коленях и решительно тряхнул головой.

— Ой, и правда! Я ж вам еще не сказал. Как это меня уго­раздило, надо же? Совсем забыл, пока представлялся. Есть у меня одна слабинка: наговорю всякой ерунды, а про главное — забуду. Поэтому у меня все время проколы. Ну, хоть поздно,

539