Затем несколько раз кивнула.

— Господин Окада, — проговорила она. — Я думаю, скоро в вашей жизни произойдет много разных событий. Исчезно­вение кота — это только начало.

— Разных событий? — переспросил я. — Хороших или плохих? Задумавшись, она чуть склонила голову набок.

54

— Будет хорошее, будет и плохое. Плохое, кажущееся вна­чале хорошим, и хорошее, которое на первый взгляд выглядит плохим.

— Все это, как бы вам сказать, звучит для меня несколько абстрактно. Не могли бы сообщить что-нибудь поконкретнее?

— Да, наверное, то, что я говорю, действительно восприни­мается как общие рассуждения. Но, господин Окада, когда речь заходит о сути вещей, часто бывает, что выразить это можно только общими словами. Поймите это, пожалуйста. Мы не гадалки и не прорицательницы. И можем говорить только очень неопределенно. Часто это само собой разумеющиеся, а иногда даже — банальные вещи. Однако скажу откровенно: по-другому продвигаться вперед нельзя. Конечно, конкретика привлекает внимание. Но в большинстве случаев это не более чем второстепенные явления. Так сказать, ненужные боковые дорожки. Чем глубже стараешься заглянуть, тем более общий характер приобретают явления.

Я молча кивнул, хотя совершенно не понимал, о чем толку­ет эта женщина.

— Вы позволите позвонить вам еще раз? — спросила она.

— Конечно. — По правде говоря, мне больше не хотелось, чтобы мне звонили, но ничего другого, кроме «конечно», я ответить не мог.

Мальта Кано резким движением сняла со стола свою шляпу из красной клеенки и, взяв укрытую под ней сумочку, подня­лась с места. Не зная, как на это реагировать, я остался сидеть.

— Могу сообщить вам только одну пустяковую деталь, — объявила Мальта Кано, надев шляпу и посмотрев на меня сверху вниз. — Ваш галстук в горошек отыщется. Только не в вашем доме.

4. Высокие башни и глубокие колодцы (или Вдали от Номонхана)

Кумико пришла с работы в хорошем настроении. Можно ска­зать, даже в очень хорошем. Когда я вернулся домой после встречи с Мальтой Кано, было уже почти шесть часов, и у меня не оставалось времени, чтобы к приходу жены пригото­вить достойный ужин. Пришлось ограничиться тем, что было в морозилке. Мы поужинали, запивая еду пивом. Кумико го­ворила о работе. Она всегда о ней говорила, когда была в хо­рошем настроении. С кем встречалась в этот день в офисе, что делала, кто из ее коллег способный, а кто — нет. И прочее в этом роде.

Я слушал и поддакивал. До меня доходило не больше поло­вины того, что она говорила. И дело не в том, что мне не нра­вилось слушать Кумико. Просто независимо от содержания ее рассказов, я любил наблюдать, как она с увлечением рассуж­дает о своих делах за обеденным столом. Это, говорил я себе, и есть «дом». Здесь каждый выполняет свои обязанности. Жена говорит о своей работе, а я, приготовив ужин, слушаю ее. Эта картина сильно отличалась от того образа, который рисовался в моем воображении до женитьбы. Но как бы то ни было, это был дом, который я сам выбрал. Конечно, в детстве у меня

56

тоже был дом. Но я его не выбирал. Я в нем родился, моего мнения никто не спрашивал, он достался мне как свершив­шийся факт. А теперь я жил в мире, приобретенном по соб­ственной воле. Это мой дом. Разумеется, идеальным его не назовешь, но мой принцип таков: принимай на себя все, ка­кие бы проблемы ни возникали. В конце концов, это мой вы­бор, и если проблемы появляются, их корни почти наверняка надо искать во мне самом.

— Ну а что с котом? — спросила Кумико.

Я вкратце рассказал ей о встрече с Мальтой Кано в отеле на Синагаве. О галстуке в горошек: что его почему-то не оказа­лось в шкафу. О том, что, несмотря на пропажу галстука, Маль­та Кано сразу узнала меня в переполненном кафе. Описал ее вид и манеру разговаривать. Кумико с удовольствием послу­шала про красную клеенчатую шляпу, но была сильно разоча­рована, узнав, что четкого ответа на вопрос о пропавшем без вести коте мне получить не удалось.

— Выходит, она тоже не знает, что с ним? — требовательно спросила жена.