У моих предков на двоих воображения — как у лягушки, не больше, но жизненный опыт помог — до них дошло, что я их на испуг не беру, раз сказала — значит, так и будет.
Так что в эту проклятую школу я не вернулась. Конец марта и весь апрель просидела дома — читала книжки, телик смотрела или вообще ничего не делала, валяла дурака. И раз по сто на день думала: "Вот бы с Заводной Птицей повидаться". Так хотелось выйти на нашу дорожку, перелезть через стену и встретиться с тобой. Но не так-то это просто. Было б то же самое, что прошлым летом. Поэтому я просто глядела на дорожку и думала: чем ты сейчас занимаешься? В мир медленно и тихо входит весна, а что с тобой происходит в этом мире? Вернулась ли к тебе Кумико? Что стало с этими странными гражданками — Мальтой и Критой? Что слышно про кота Нобору Ватая? Прошло ли пятно у тебя на лице?
Через месяц такая жизнь опротивела мне до предела. Не знаю, как получилось, но наши окрестности превратились для меня в "мир Заводно
... Читать дальше »
Слезы хлестали, как кровь из большой раны. Их столько из меня вытекло — не поверишь! Я уже стала бояться, как бы в мумию не превратиться из-за обезвоживания организма.
Кап! кап! кап! — слезы капали прямо в серебристую лужу из лунного света и растворялись в ней. Мне казалось, что слезинки всегда были частичками этого света. Летя к земле, они купались в лучах и красиво переливались, прямо как кристаллы. Я вдруг заметила, что тень моя тоже плачет и каждая слезинка роняет свою четкую тень. Ты видел когда-нибудь тени от слез, Заводная Птица? Они не такие, как обычные тени. Ничего похожего. Они приходят из какого-то другого, далекого мира в наши сердца. Или нет. Мне пришло в голову: может, слезы, которые проливает моя тень, настоящие, а те, что из моих глаз льются, — просто тени? Думаю, ты ничего не понял, Заводная Птица. Что может случиться, когда глухой ночью семнадцатилетняя девчонка нагишом ревет под луной? Да ничего.
Однако понять сущность Нобору Ватая оказалось не просто. Сказать по справедливости, в его «творчестве» ничего плохого не было. Статьи написаны довольно хорошо, логично, а некоторые — так и просто здорово. Умело подобранный фактический материал и даже кое-какие выводы. По сравнению с тем, как он писал раньше — наукообразно, напыщенно, — все стало гораздо проще и откровеннее. Во всяком случае, понятно для таких людей, как я. Но за всей простотой и доброжела-
612
тельностью его писаний нельзя было не заметить эдакой надменности, позы человека, который видит других насквозь. От таившейся в нем злой воли по спине бежал холодок. Но это было понятно мне — я знал, что он за тип, какой у него пронзительный ледяной взгляд, какая манера разговаривать, а обычному человеку и невдомек было, что скрывается за его словами. Поэтому я старайся об этом не думать и лишь стремился понять ход мыслей в оказавшихся под рукой его статьях.
В начале апреля я ушел из юридической фирмы, где проработал довольно долго. Без особых причин — просто взял и ушел. Нельзя сказать, что работа мне не нравилась. Так, ничего особенного, но платили хорошо, и коллектив нормальный.
12
По правде сказать, в конторе я исполнял роль профессионального мальчика на побегушках. Получалось, по-моему, здорово. Надо сказать, у меня настоящий талант для выполнения практических обязанностей. Я схватываю все на лету, действую энергично, никогда не жалуюсь. Кроме того, я — реалист. Вот почему, когда я объявил, что хочу уйти, старший компаньон (это было адвокатское бюро типа «Отец и Сын», и он им управлял) даже предложил мне небольшую прибавку к жалованью.
Но я все-таки уволился — и не потому, что у меня были какие-то особые надежды или планы. Меньше всего мне хотелось, к примеру, снова запереться дома и готовиться к экзамену в коллегию адвокатов. Но оставаться в конторе и продолжать заниматься тем, чем занимался, я т
... Читать дальше »
Но я не двигался с места. Спешить было некуда. День только начался, до полудня еще далеко. Я сидел словно приклеенный, дав полную свободу беспорядочно теснившимся в голове мыслям. Интересно, куда увезли стоявшую здесь птицу? Не красуется ли она теперь в каком-нибудь другом саду, навеки застыв в тщетном порыве взмыть в небо? Или ее отправили на свалку, когда прошлым летом сносили дом Мияваки? Дорогие воспоминания связаны у меня с этой птицей. Казалось, без нее сад потерял свою прежнюю хрупкую гармонию.
Было начало двенадцатого, голова уже ничего не соображала. Пора спускаться в колодец. Ступив на дно, я по обыкновению сделал глубокий вдох, проверяя, в порядке ли воздух. Вроде все нормально, как всегда — затхлый немного, но дышать можно. Я пошарил рукой по стене, нащупывая бейсбольную биту. Бита исчезла. Ее нигде не было. Пропала. Без следа растворилась.
696
Я опустился на землю, прислонился к стене.
Несколько раз вздохнул. Вздохи напоминали
... Читать дальше »
Когда я отсчитал двадцатую ступеньку, меня охватил страх. Он накатил неожиданно, будто я получил удар током, сразу парализовавший тело. Все мышцы окаменели. Тело покрылось потом, выступившим из каждой поры, ноги задрожали. Разве бывают такие глубокие колодцы? Да еще в центре Токио? Да еще рядом с моим домом? Я затаил дыхание и напряг слух. Ни звука. Даже цикад не слышно. Только в ушах отдавались громкие толчки колотившегося в груди сердца. Глубоко вздохнув, я понял, что застрял на этой двадцатой ступеньке, не в силах двинуться ни вниз, ни вверх. Воздух в колодце был прохладный, пахло землей. Особый мир, отрезанный от поверхности, которую летнее солнце щедро заливало своими лучами. Высоко над головой маячил маленький просвет. Половина деревянной крышки, оставленной на круглом отверстии, делила его строго пополам. Снизу это походило на плывущий в ночном небе месяц. «На небе некоторое время будет виден месяц», — сказала Мальта Кано. Она предсказала это по телефону.
Во времена моей бедной и одинокой студенческой жизни в Токио дядя часто бесплатно кормил меня в своих ресторанчиках на Гиндзе.
Сам дядя считал житье в отдельном доме слишком хлопотным делом и потому жил с женой в квартире в районе Адзабу. Он не был любителем роскоши, но одну прихоть все-таки имел — редкие автомобили. В гараже у него стояли почти антикварные модели «ягуара» и «альфа-ромео»: обе машины были в прекрасном состоянии и сверкали первозданной чистотой.
*
Говоря как-то с дядей по телефону по делу, я решил спросить о семье Мэй Касахары.
— Касахара, говоришь? — Он задумался на несколько секунд. — Не помню таких. Я ведь был холостяком, когда жил там, и с соседями почти не общался.
— Вообще-то меня интересует дом напротив Касахары, тот, где никто не живет, на другой стороне дорожки, — сказал я. — Раньше там вроде бы жили какие-то Мияваки, а сейчас он стоит пустой, ставни досками заколочены.
Жаль только, я не мог видеть со стороны самого себя — ведь мне ни разу не довелось встретить Заводную Птицу, да и как она выглядит, я не знал.
Я пробыл в птичьем облике довольно долго. Сколько — не знаю. Хотя толку от этого ровным счетом никакого не было. Летать, конечно, занятие приятное, но сколько можно? Ведь у меня еще остались кое-какие дела в моем темном колодце. И из Заводной Птицы я опять стал самим собой.
*
Мэй Касахара снова появилась у колодца днем, в четвертом часу. Когда она откинула половинку крышки, сверху хлынул поток света — лучи ослепительно яркого послеполуденного солнца. Я зажмурился и опустил голову, чтобы привыкшим к темноте глазам не было больно. Стоило только подумать о ярком свете там, наверху, как от слез защипало в носу.
— Эй, Заводная Птица! — раздался голос Мэй. — Ты живой еще, Заводная Птица? Отзовись!
Так уж устроено в мире современного капитализма, где мы с вами живем. Выходит, у денег, про которые мы с вами говорим, имя есть — и очень достойное.
Усикава говорил, а я молча рассматривал его голову. Падавший свет выделял странные неровности на его черепе.
— Не беспокойтесь! Никто из налогового управления к вам не придет, — сказал Усикава, смеясь. — Да если бы и пришли, сколько б шишек себе набили, пробираясь по этому лабиринту. Здоровенных шишек. Для налоговиков это — всего лишь работа, да и только. Им лишние шишки ни к чему. Надо деньги содрать — найдут и полегче способ. Чем легче, тем лучше. Был бы результат, а откуда деньги — какая разница. А уж если начальник по доброте душевной скажет: двигай, мол, туда, там проблем меньше, — всякий нормальный человек так и сдела-
564
ет. Я раскопал это дело, потому что это я. Не буду хвастаться, но я в таких вещах ловкач. Знаю, как без шишек обойтись. Ночью ужом проползу. Я все-е-е насквозь вижу.
— Макрель, — повторила она вслух, словно желая удостовериться, как звучит это слово. Взгляд ее остановился на подставке для соли и перца, пока, наконец, она не подняла голову и не проговорила:
— Мускатный Орех.
— Мускатный Орех?
— Вот, пришло вдруг в голову... Можешь так меня звать. Нет возражений?
492
— Нет, конечно. А как называть вашего сына?
— Корица.
— Петрушка, шалфей, розмарин и тимьян*, — протянул я нараспев.
— Мускатный Орех Акасака и Корица Акасака... По-моему, неплохо?
Мускатный Орех Акасака и Корица Акасака... Мэй Касахара была бы в шоке, узнай она о том, с какими типами я познакомился. «Ну ты даешь, Заводная Птица! Неужели никого понормальнее найти не мог? Почему?» — «Не знаю, Мэй. Понятия не имею, почему».
— Знаете, год назад я познакомился с двумя девушками — Мальтой и Критой, по фамилии Кано, — сказал я. — И после этого со мной
... Читать дальше »
