Я вернулся в Японию без руки, потеряв двенадцать драгоценных лет. Когда я приехал в Хиросиму, родителей и сестры уже не было в живых. Сестра работала по мобилизации в городе на заводе и погибла во время атомной бомбардировки. Отец как раз поехал навестить ее и тоже погиб. Мать от этого кошмара слегла и умерла в 1947 году. Девушка, с которой, как я вам говорил, мы тайно обручились, вышла замуж за другого и родила двоих детей. На кладбище я обнаружил свою могилу. У меня ничего не осталось. Только оглушающая пустота внутри. Мне не следовало возвращаться. Как я жил после этого — помню довольно смутно. Преподавай в школе общественные
203
науки — географию и историю, но, по сути, по-настоящему не жил. Только раз за разом выполнял свои мирские функции. У меня нет никого, кого можно было бы назвать другом, с учениками каких-то человеческих связей тоже не было. Я никого не любил и перестал понимать, что это значит — любить. Стоило закрыть глаза, как передо мной вставал
... Читать дальше »
Изменился комитет — и тут же начали быстро ухудшаться условия, в которых приходилось работать японским пленным. Скоро они стали совершенно невыносимыми. В обмен на са-
706
моуправление мы обещали Борису выполнять норму, и это нам дорого обошлось. Под разными предлогами норму все время повышали, и работа превратилась в каторгу. Пошли чередой несчастные случаи, много японцев оставили кости в чужой земле, став жертвами безудержной гонки за все новыми тоннами угля. Самоуправление в итоге обернулось тем, что вместо русских надзирать за работой стали японцы.
Среди пленных, естественно, зрело недовольство. В лагерном мирке, где прежде мы поровну делили все лишения, стала править несправедливость, прорастала глубокая ненависть и подозрительность. Прислужников Громова ставили на легкие работы, они имели привилегии; уделом остальных стала невыносимая жизнь или даже смерть. Жаловаться было нельзя — открытый протест означал гибель. Могли бросить в карцер умирать
... Читать дальше »
Иногда, как летом, я перелезал через стенку в саду и по нашей извилистой дорожке шел к месту, где прежде стоял брошенный дом Мияваки. В коротком пальто и намотанном до подбородка шарфе шагал по иссохшей за зиму траве; ледяной ветер налетал порывами, нетерпеливо гудел в проводах. Дом Мияваки разобрали до последнего гвоздя, и теперь это место окружал высокий дощатый забор. Через щели я заглядывал на участок, но смотреть там было не на что. Не осталось ниче-
445
го — ни дома, ни плиток дорожки, ни колодца, ни деревьев, ни телеантенны, ни статуи птицы. Только плоский клочок холодной, черной, плотно утрамбованной гусеницами бульдозера земли, из которой торчало несколько засохших сорняков. Не верилось, что раньше здесь был глубокий колодец и что меня угораздило в него забраться.
Опершись о забор, я взглянул на дом Мэй Касахары, на ее окно. Ее здесь больше нет. Больше не выйдет и не скажет: «Привет, Заводная Птица!»
Этот кто-то спал на его месте, накрывшись одеялом.
Рассердившись, мальчик сильно дернул за одеяло. «Эй! Ну-ка уходи отсюда! Это моя кровать!» — хотел крикнуть он, но голос куда-то пропал. В постели мальчик увидел самого себя.
528
Он лежал на кровати и мирно посапывал носом во сне. Мальчик замер как вкопанный, лишившись дара речи. «Если я уже сплю здесь, то где же спать другому я?» Мальчик впервые испугался по-настоящему. Страх был такой, что, казалось, пробирал до мозга костей. Мальчик хотел закричать. Как можно громче и пронзительнее, чтобы разбудить того себя, который спал, и вообще всех в доме. Но голоса не было. Как он ни напрягался, так и не смог издать ни звука. Тогда мальчик схватил себя спящего за плечо и стал трясти изо всех сил. Но спящий не просыпался.
Делать нечего. Мальчик скинул с себя кофточку на пуговицах, бросил ее на пол, потом, напрягая силенки, отодвинул спящего двойника и втиснулся с краешку на узкую кровать. Ведь надо ж
... Читать дальше »
— Но до этого мне нужно кое о чем подумать, кое в чем разобраться.
— Если в конце концов вы скажете, что не поедете на Крит, я не обижусь. Конечно, мне будет жаль, но я бы хотела, чтобы вы сказали честно.
*
В ту ночь Крита опять осталась у меня. Вечером она предложила погулять в парке поблизости. Я решил плюнуть на родимое пятно и пойти. Что о нем все время думать? Стоял приятный летний вечер, мы погуляли с час, потом пришли домой и перекусили.
Во время прогулки я подробно пересказал Крите, что мне написала Кумико. Скорее всего, она больше сюда не вернется. У нее любовник, она спала с ним два с лишним месяца. Они вроде уже расстались, но возвращаться ко мне она не собирается. Крита выслушала мой рассказ, не проронив ни слова. Никаких впечатлений от нее я не услышал. Мне показалось, что она уже заранее знала обо всем. А я, похоже, был самым непосвященным человеком во всей округе.
После ужина Крита заявила, что хотела бы
... Читать дальше »
В этот миг у изголовья кровати зазвонил телефон. Я открыла глаза и взглянула в лицо клиенту, однако он словно ничего не замечал. Прозвонив восемь или девять раз, телефон затих, и в номер опять вернулась тишина.
*
Крита прервала рассказ и негромко вздохнула. Она смотрела на свои руки и молчала.
— Извините, — сказала она, — можно передохнуть? Вы не против?
— Конечно. — Я подлил себе кофе и сделал глоток. Крита выпила холодной воды. Минут десять мы просидели молча.
*
— Его пальцы снова задвигались, поглаживая каждый сантиметр моего тела, — продолжала Крита. — Не осталось места, которого бы они не коснулись. Я уже ничего не соображала. Сердце стучало в ушах, и я подумала: как странно оно бьется — редко, но так громко. Я уже не могла больше себя контролировать и раз за разом вскрикивала в полный голос под его руками. Пыталась сдержать крик, но кто-то другой стонал и кричал за меня моим голосом. Было ощущение, будто все винтики, с
... Читать дальше »
Однако заголовок никак не шел из головы. После обеда я долго разбирался в ящиках, наводил порядок на кухне, но
375
сколько ни старался думать о другом или занять себя чем-то, все напрасно — перед глазами упорно всплывали крупные иероглифы на висевшем в вагоне рекламном листке: НОБОРУ ВАТАЯ. Ощущение было такое, точно за стеной, в соседней квартире, приглушенно звонит телефон. Никто не берет трубку, а он все звонит и звонит. Я пытался отогнать от себя этот звон, притвориться, что ничего не слышу. Бесполезно. В конце концов я сдался, пошел в ближайший магазин и купил журнал.
Устроившись на стуле в кухне, я стал читать, потягивая чай со льдом. Известный ученый-экономист и обозреватель Нобору Ватая, говорилось в статье, серьезно собирается баллотироваться в парламент на следующих выборах по округу N в префектуре Ниигата. Тут же была подробная биография Нобору Ватая — где учился, что написал, сколько лет связан с массмедиа. Его дядя, Ёситака Ватая, депутат
... Читать дальше »
И вот Кумико связалась с кем-то, кого я совсем не знал, и затеяла с ним такие любовные игры, что и представить трудно. Да еще заявляет, что получала от этого наслаждение, которого не испытывала со мной. Стонала, наверное, так, что в соседнем номере было слышно, кровать, наверное, ходуном ходила, так она на ней извивалась и корчилась. Так, должно быть, его ублажала, что мне и не мечтать. Я поднялся, достал из холодильника пиво и стал пить. Съел картофельный салат. Захотелось послушать музыку, и я включил радио, нашел на УКВ классику и приглушил звук. «Так устала сегодня, — говорила Кумико. — Что-то совсем не хочется. Извини меня,
325
правда». — «Ну и ладно, если не хочешь», — отвечал я. Кончилась струнная серенада Чайковского и зазвучало фортепьяно — похоже, Шуман. Что-то знакомое, но что за вещь — никак не мог вспомнить. Звуки смолкли, и женский голос диктора объявил, что передавали «Вещую птицу» — седьмую пьесу из шумановских «Лесных сцен». Я вообразил, как
... Читать дальше »
Я лежала, содрогаясь в конвульсиях, изо рта стекала струйка слюны. Я даже обмочилась — понимала, что надо себя контролировать, но сдержаться так и не сумела. Все соединявшие мое тело винтики окончательно разболтались и выпали из своих гнезд. А в затуманенном мозгу громко стучало: до чего же я одинока, до чего слаба и беспомощна! Плоть быстро теряла свое содержание. Все внутри меня — все, что имело какую-то форму, и все бесплотное, бесформенное — растекалось и медленно, по каплям, выходило из меня, как слюна или моча. «Нет, так нельзя, — шевелилось в голове. — Ведь так и в самом деле все вытечет, и от меня ничего не останется». Но остановить эту течку мне было не под силу. Оставалось только бессильно смотреть на это. Сколько так продолжалось — понятия не имею. Я, казалось, полностью лишилась памяти и сознания. Все, что было во мне, вышло наружу. Потом на сцену будто опустился тяжелый занавес — темнота в один миг поглотила меня.
И когда я пришла в себя, я была уже друг
... Читать дальше »
Заводная Птица во вторник • Шесть пальцев и четыре груди
Когда зазвонил телефон, я варил на кухне спагетти, насвистывая увертюру из «Сороки-воровки» Россини, которую передавали по радио. Идеальная музыка для спагетти.
Я подумал, не послать ли звонок к черту: спагетти почти сварились и Клаудио Аббадо подводил Лондонский симфонический оркестр к музыкальному апогею. Впрочем, пришлось сдаться: кто-нибудь из приятелей мог предлагать работу. Я убавил огонь на плите, зашел в гостиную и снял трубку.
— Удели мне десять минут, — сказала трубка женским голосом.
На голоса у меня память неплохая, но этот был незнаком.
— Извините? Кого вам нужно? — вежливо осведомился я.
— Тебя, конечно. Дай мне десять минут, и мы сможем понять друг друга. — Голос звучал низко, мягко — и в то же время тускло.
— Понять друг друга?
— Я имею в виду чувства.
Я заглянул на кухню. Спагетти кипели вовсю — из кастрюли валил пар. Аббад
... Читать дальше »
